– Рожай – не думай.

Ульяна вздрогнула, а потом засмеялась.

– А я уже и не думаю!

– Этот ребёнок принесёт тебе счастье.

– Спасибо вам!

– Не мне! Бога благодари. Ему – слава.

– Я поняла! Я всё поняла!

– Вот и хорошо. Мальчик будет. Володей назовёшь.

– Обязательно! Володей! Обещаю.

Попили еще чаю и Ульяна спросила:

– Тетя, можно я вас с собой заберу? Будем вместе жить. Нам будет очень хорошо. А для Володи вы бабушкой будете.

Анфиска помолчала. Потом ответила:

– Скорее всего, нет. Видела, какой у меня тут храм? Но я подумаю… Приходи через пару месяцев – обсудим.

Старуха постелила на печке, и хоть было еще рано, уложила Ульяну спать. Та легла и мгновенно заснула.

Проснулась, взглянула на ходики – мама родная! Почти двенадцать часов проспала!

Анфиска накормила Ульяну блинами, перекрестила, и та пошла восвояси…

Через пару месяцев Ульяна снова пришла в село Табунщиково, как и обещала, но уже за тётей Анфисой, чтобы увезти её к себе домой, но… Но Анфиски уже не было… Сиротливо стоял ее заколоченный дом…

– Как раз сороковой день сегодня, – сказала соседка. – Пойдем, могилку покажу.

Поплакала Ульяна на Анфискиной могилке, помянули они ее с соседкой… И пошла Ульяна к реке. Но шалаша-храма, сколько не искала, так и не нашла…

* * *

– Ну вот… – сказала Ульяна. – На сегодня мой рассказ закончен. Пора к своим старушенциям.

– Не тяжело вам с ними? Такую ношу тащите!

– Я же не одна. У меня сын золотой.

– Когда вы мне о нём расскажите?

– Расскажу…

* * *

Три дня ждала Елена Олеговна Ульяну. Сходила к торговой лавке, купила «деликатесы» для своей новой подруги. А та все не шла…

«Наверное, устала от меня, – думала Елена Олеговна. – Задолбала я её своими вопросами…»

И тут пришла Ульяна. Улыбнулась с порога. Потом зашла на кухню и закричала оттуда страшным голосом:

– Ты что?! Загубила еду! Кашу не могла съесть! А?! Ничего не жрала! И все у тебя виноваты! Одна ты ни в чём не виновата!

– Мне не хотелось… Я забыла… – стала оправдываться Елена Олеговна.

– Все страдаешь по своим говнюкам?! Не жрешь и из дома не выходишь! Матрац уже, наверное, весь пропердела!

– Я выходила… позавчера к лавке… и сегодня…

– Куда ты сегодня выходила?!

– Во двор.

– На три секунды?!

– На пять, – улыбнулась Елена Олеговна.

– Еще и шутит! Иди лопать. Картошку принесла… Селедка – вот. Водка – вот… Махнем по стопке!

«Махнули» по две. Поели.

Теплая приятная слабость разлилась по телу Елены Олеговны.

– Значит, сын ваш – золото?

– Ой, Елена! Золото-то золото, но не всё так просто… Всякое бывало… Мальчишка есть мальчишка. Я его не держала в клетке. Многое, конечно, ему не разрешалось, а многое разрешалось… За всем не уследишь… Начал покуривать тайком. Как и все мальчишки. Я его всякий раз обнюхивала с головы до ног. А потом, чтобы не соблазнялся всякой гадостью, в спорт отдала. Боксом занимался. Первые места занимал. А боксёру курить нельзя…

– А учился как?

– Хорошо учился.

– Сам?

– Почти что. При помощи моих подзатыльников и пинков… И закончил без троек!

– И кем стал?

– Моряком.

– Сам захотел?

– Сам.

– Без пинков и подзатыльников?

– Без. Он долго ничего не говорил, а в десятом классе вдруг признался, что хочет стать моряком. Где на моряков учат, мы понятия не имели. Стали спрашивать знакомых, и выяснили, что в Ленинграде есть такое училище. Самое лучшее! Я туда позвонила, узнала, когда набор, и говорю сыну: «Поезжай. Я не против. Будешь там самостоятельным! Но поначалу я с тобой поеду. Хочу всё увидеть своими глазами. С начальством твоим познакомлюсь. Оставлю свой адрес… Мало ли?! Вдруг задуришь».

Не понравилось ему это (рожу скорчил), но спорить не стал.

– И вы действительно с ним поехали?

– Конечно. Закончил школу, отгуляли выпускные и стали собираться в дорогу. Жить нам в Питере было негде, как ты понимаешь. Никаких знакомых! У меня кое-какие деньги были. Приехали. Сунулись в одну гостиницу, в другую… Либо мест нет, либо цены запредельные… Куда еще ехать – не знаем… Вернулись к вокзалу… Сели на скамеечку в центре площади… Молчим… Вдруг подходит старушка и спрашивает: «Вам комната нужна?» Я аж подскочила! «Да!» – закричала. И сняли мы у нее комнатку за десять рублей. Прямо на Васильевском острове! Как сейчас помню: вторая линия, дом одиннадцать, квартира три… Оттуда минут десять-пятнадцать пешком до его училища…

Сдал он все экзамены на отлично и поступил. Я с его командиром познакомилась. Алексей Михайлович… Адресами обменялись.

– Чуть что, – говорю, – Алексей Михайлович, пишите или звоните. Я тут же прискочу.

– Переживаете? – спрашивает.

– Ещё как! – отвечаю. – Оставляю ребёнка в чужом городе.

Он меня заверил, что всё будет хорошо. С этим обещанием я и уехала. Но переживала постоянно. Порой ночи не спала… Оказалось, что не зря!

Вдруг звонит командир. Так, мол, и так… Задурил ваш Володька. Учиться не хочет. Собираются его выгонять. Вчера из увольнительной вернулся навеселе. Сильно пахло от него спиртным духом.

Как я не умерла тогда, не знаю. С сердцем плохо стало. Никогда такого не было. Стучало так, что казалось вот-вот и выскочит из меня. Кинулась за билетами. «Этот поганый Питер, – думаю, – если не успею во время, загубит моего сына».

Приехала. Нашла училище, в нём и Алексея Михайловича. Постучалась в его кабинет и, не дожидаясь разрешения, вошла. Поздоровалась. Он меня сразу узнал.

– Садитесь, – говорит, – Ульяна Никитична. – Вот такие у нас с вами дела… Прямо скажем, не очень хорошие…

А я ему:

– Алексей Михайлович! Позови убийцу моего сюда.

Он засмеялся, но «убийцу» позвал. Не сам, конечно, пошёл, а попросил кого-то по телефону.

– Пришлите, – говорит, – ко мне курсанта Тимофеева.

Ему и прислали моего говнюка. Вошёл мой говнюк, увидел меня и побледнел. Точно как бумага на столе Алексея Михайловича.

– Ну, что, сынок? Подойди ко мне – я тебя приласкаю.

И «приласкала». Как давай его охаживать! И ладонями хлестала, и кулаками била. Дважды ногой поджопник дала. А он знай от меня уворачивается и кричит: