Егор, решив больше не мучить старика вопросами, принялся разводить костер и нанизывать на шампуры из веток крысиные тушки. Мясо крыс – ничего вкуснее за последние три дня он не ел. Потому что за последние три дня он не ел вообще ничего. Скажи ему кто-нибудь еще недавно, что он будет уминать за обе щеки суп из крысятины, или собачий шашлык, или жаркое из кошек с жареными каштанами, он бы не поверил. А скажи ему это еще и во время еды, точно вывернуло бы наизнанку.

– Так и до тараканов с кузнечиками дойду, – он отбросил обсосанную крысиную ножку. – Китайский образ жизни, едреныть.

– Ложись спать, – держа мел двумя обмылками кистей, Федосеич старательно «рисовал» слова на доске. – Завтра провожу тебя до окраины, заодно и рыбы на реке наловим. Одному мне не справиться с этим делом.

Он закурил «беломорину», найденную в школе в ящике директорского стола. Егор мысленно перебирал целый список вопросов, которые он обязательно задаст Федосеичу во время их следующей стоянки, и не сразу заметил их, появившихся из-за потрепанной пожаром хрущевки. Выплюнутая из двух стволов картечь на таком расстоянии не могла нанести Егору с Федосеичем вреда. Она лишь посекла остекленевшие кусты в пяти метрах левее. Вот тупорылая макаровская пуля стукнулась в кирпичную стену уже ближе. Они бросились бежать в сторону детского сада, на удивление хорошо сохранившегося среди обугленных пятиэтажек.

– Здесь можно найти разве что пластмассовое ружье. – Егор, пробегая мимо песочниц, ощупывал взглядом детские площадки в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было бы защититься. «Охотники за головами» настигли их у самого подъезда. Развернувшись на близкий топот, он увидел бывшего чоповца, держащего на вытянутых руках пистолет. Подергивающийся в дрожащих руках ствол выписывал в воздухе горизонтальные и вертикальные восьмерки.

«Да ведь они боятся нас до смерти, – пронеслось в голове, – поэтому и из двустволки пальнули издалека. Нервишки не выдержали».

– А как пройти к автовокзалу? – неожиданно для него самого вырвалось у Егора, и, пока опешивший мужичок с «макаровым» переваривал вопрос, он сделал два шага назад, к открытой двери подъезда.

– Я те… ща я те… – опомнившись, чоповец вскинул руку с пистолетом.

Эхо от двух пистолетных выстрелов еще гуляло в соседних пятиэтажках, когда Федосеич, заслонивший собой Егора, осел на землю с простреленной грудью, а он сам, воспользовавшись секундным замешательством среди нападавших, уже несся вверх по лестничным пролетам, перепрыгивая через три ступеньки. На втором этаже Егор выбрал оконный проем, свободный от клыков разбитого стекла, и сиганул прямо на удачно расположившуюся под окном ракушку. Перекатившись по земле, он вскочил на ноги и, перемахнув через низенький заборчик, петляя, побежал к ближайшей рощице. Запоздало бухнуло из одного ствола ружьишко. Пистолетных выстрелов не было. Или кончились патроны, или их берегли.

Сердце было готово выскочить из горла. Ноги сводило. Хрипло дыша, Егор перешел на шаг. Далеко позади остались северная окраина Борисоглебска и мост через реку Ворона, где они с Федосеичем собирались порыбачить. За мостом асфальтовое шоссе забиралось на горку, поворачивало налево и шло практически вдоль берега реки. По обе стороны от нее, на этом участке, ровной шеренгой задрюченных срочников выстроились пирамидальные тополя.

Егор нервничал. Ему казалось, что за каждым стволом кто-то притаился и только и ждет, когда он подойдет поближе.

Тополя сменили кусты, а потом высокий иссохший ковыль. Егор немного успокоился.

Через час ходьбы шоссе повернуло направо, а Егор, сверившись с картой, пошел дальше по разбитой грунтовке, нырнувшей в редкий осинник.

Как только справа в просветах между деревьями перестала мелькать свинцовая гладь реки, впереди послышался натужный рев автомобильного движка. Егор на всякий случай сошел с дороги и присел за кустом дикой лещины. Мимо протащился дребезжащий «ГАЗ-69».

Надо же! Кто бы мог подумать, что такой до сих пор сохранился, да еще бегает!

Когда шум мотора затих, Егор подождал еще немного и выбрался из зарослей. Темп ходьбы был сбит, и очередные несколько километров дались ему с трудом.

Лес кончился. Из-за пригорка выплыла, сверкая новенькими оцинкованными крышами, до недавнего времени, судя по всему, процветающая деревня. Что она представляла из себя сейчас и кто в ней сейчас обитал, Егор не знал и поэтому решил обойти ее стороной. Хватит с него на сегодня!

Он сошел с шоссе и по едва заметной тропинке пошел через гречишное поле к огородам, спускавшимся от крайних домов к реке.

Половину поля успели убрать, но все убранное не вывезли, и продолговатые скирды тут и там «паслись» на почерневшей уже стерне. Из-за одной из них вдруг вышла коза. Егор аж вздрогнул.

Рогатая потрусила к нему и, ничуть не боясь, ткнулась своей шершавой мордой.

Хлебом с солью ее кормили, наверное? Или это только лошадей кормят хлебом с солью?

Егор сглотнул слюну. Он представил ломоть свежего черного хлеба, политый сверху подсолнечным маслом и посыпанный солью.

Коза обошла Егора вокруг и остановилась, заглядывая ему в глаза. Он снял рюкзак и, сунув в него руку, нащупал нож, потом посмотрел на доверчивое животное и передумал.

– Ну что, Машка, или как там тебя, будем жить?

– Ме-е-е.

– Вот тебе и «ме». Откуда ты взялась? Сбежала? – Егор развернулся и пошел по тропинке. Коза увязалась за ним.

Так они и шли: Егор широким шагом мерил тропу, извивающуюся среди грядок, усеянных гнилыми капустными листьями, и коза, будто привязанная за веревочку, топала сзади.

– Стой, стрелять буду!

Егор замер и осторожно скосил взгляд в сторону, откуда раздалось грозное предупреждение.

Мать твою! Ведь вроде бы только что никого рядом не было!

– Руки в гору. И не шути, выстрелю обязательно.

– А повернуться-то можно? – Егору почему-то совсем не было страшно.

– Я те повернусь. Стой, где стоишь. – Сзади зашуршала трава, и что-то уперлось в рюкзак. – Вон, дом с красной крышей видишь? Топай туда.

– Я…

– Топай, топай.

Егор не стал спорить, и через пару минут он и его невидимый конвоир входили во двор, обнесенный не то чтобы штакетником, но довольно хлипким забором. По дороге он несколько раз попытался обернуться, чтобы рассмотреть того, кто взял его в плен, но после каждой попытки повернуть голову следовал сильный тычок в спину и угрожающее сопение.

– Кто это? – из сарая, вытирая об фартук руки, вышла пожилая женщина в платке, который на манер банданы был завязан на затылке. (Или наоборот, банданы теперь завязывают, как раньше деревенские платки?)

– Вот Маньку хотел увести, ирод! – Сзади закряхтели, и, обернувшись, Егор сумел-таки разглядеть своего конвоира. Им оказался сутулый, высокого роста дед. Ну, не совсем чтобы дед, но и не мужчина в самом расцвете сил, как говорится. Ружье он держал неумело, как грабли.