Егор вздохнул.

– Вот и я тоже думаю, кому передать свое ремесло, – по-своему истолковал вздох парня Август Игоревич. Он в это время уже прочитал гостю целую лекцию о народных промыслах и плавно перешел к вопросу преемственности. Конечно, ему хотелось выговориться, хотелось похвастаться перед кем-нибудь своими работами. В лице Егора он нашел благодарного молчаливого слушателя. Но слушатель этот на самом деле рассказчика не слушал.

Заверещали надоедливые цикады, с огорода потянуло сыростью.

– Завтра, должно, потеплеет, – Август Игоревич подбросил поленьев в печь. – Хотя кто его знает теперь. Природа просто взбесилась, вернее, это мы ее так.

Егор снял ботинки и забрался под теплое ватное одеяло. Так хорошо было здесь: по-домашнему уютно и спокойно. Нет, врешь сам себе. Неспокойно. Хрупко это спокойствие, ненадежно. Вон в голове-то мелькнула мысль, что свечу-то у окна на столе хорошо бы было и затушить. Иначе, не ровен час…

Веки смыкались, «кот Баюн» исправно делал свою работу.

Проснувшись рано утром, Егор засобирался в дорогу. Ему не хотелось надолго задерживаться в этой деревне. Где-то на уровне подсознания хоронилась мысль о том, то все местное благоденствие может закончиться в считаные минуты, а у него ну не было никакого желания становиться этому свидетелем.

Да он просто сбежал. Местный изобретатель так пока и не вернулся. А это уже о многом говорило. Того и гляди, нагрянет в этот рай ревизия городских «чертей», подгоняемых блатными.

Наполнив флягу свежей колодезной водой и поблагодарив хозяина за пару кабачков, пяток помидоров и несколько яблок, которые подсунул ему Август Игоревич при прощании, Егор закинул все это в рюкзак и, не оборачиваясь, зашагал в сторону остановки местного автобуса, который здесь не видели, пожалуй, что со времен Советского Союза.

Через два часа, обогнув возвышающуюся на пригорке березовую рощицу, Егор вышел к реке. Когда-то здесь была паромная переправа, но теперь мертвая туша парома застыла, воткнувшись в песчаный уклон противоположного берега. Никакого намека на лодку поблизости не было, и он понял, что придется перебираться вплавь.

Егор побродил вдоль берега и нашел в кустах старую покрышку то ли от трактора, то ли от грузовика. Повезло, можно сказать. Получается отличный плот, на который можно положить рюкзак и завязанную в узел одежду. Так он и сделал. Недолго думая, снял с себя все. Кого стесняться?

Выйдя из реки на том берегу, Егор сразу обтерся запасной футболкой и, трясясь от холода, принялся натягивать одежду. Тут-то и шарахнул практически над ухом одиночный выстрел. Просунув голову в ворот свитера, он схватил рюкзак и куртку и медленно, стараясь не шуметь, юркнул в кусты.

– Промазал, кажись. – В трех-четырех метрах от того места, где затаился Егор, зашевелились заросли сухого камыша, и на песчаную косу вышли двое.

На одном из них явно была тюремная роба. Егор такую видел по телевизору. Второй же в милицейском бушлате и с «укоротом» в руках разглядывал что-то на том берегу. Зэк в это время поигрывал пистолетом.

И как они его не заметили?

Егор посмотрел туда, куда уставилась эта странная парочка. Там в камышах что-то с треском продиралось подальше от полусгнивших опор недостроенного моста.

– Дай теперь я шмальну, – зэк поднял пистолет.

– Не, не надо, – мент повесил «ксюху» на плечо. – Все равно достать потом не сможем.

– А мы Уксуса сейчас подгоним, он у нас заместо спаниеля будет.

Егор понял, что скоро здесь станет людно, и начал потихоньку пятиться назад. Благо камыши кончились, и наискосок от реки к лесу вела неприметная тропинка. Надев куртку и нацепив рюкзак, он сделал еще несколько осторожных шагов, поминутно оглядываясь, а потом побежал. Его никто не заметил, а значит, и не преследовал.

Вот и кончилась вчерашняя благодать. Гляди, Егор, в оба!

А посмотреть было на что. Сразу за поворотом первой же встретившейся ему проселочной дороги Егор наткнулся на расстрелянный в упор старенький «Москвич» мохнатого года выпуска. Рядом же лежали останки его пассажиров.

Вообще в этот день он часто натыкался на трупы людей, как принято писать в протоколах, с признаками насильственной смерти. Поэтому-то когда к вечеру Егор вышел, если верить карте, к Григорьевке, он, не доходя до деревни километров трех, углубился в лес. Мертвый лес. Похрустывающий под ногами ковер из рыжей хвои был единственным источником звука в темнеющем лабиринте, папоротниковые стены которого стояли не шелохнувшись. Ему не хотелось здесь ночевать, но выбора не было. Поиск подходящей сосны занял минуты три. Егор, измотанный за день, с трудом, рискуя свернуть себе шею, забрался повыше, скрывшись от случайных глаз в зеленом облаке хвои. Привязав себя ремнем, он закурил последнюю папиросу. Сильно хотелось есть, но эту проблему он будет решать завтра. Нет ни сил, ни времени бродить по сумеречному лесу в поисках хоть какой-нибудь живности. К тому же, похоже, ее здесь и нет. Пьянящий, горьковатый запах хвои всколыхнул в памяти волну образов, ассоциаций, сменяющих друг друга на перелистываемых картинках из такого далекого и безмятежного детства. Вот они с дедом бредут по лесу, сшибая самодельными посохами шляпки мухоморов, а вот он сидит на поляне детского спортивного лагеря, обнявшись с сосной, и потирает набухающую на лбу шишку – неудачно соскочил с тарзанки. Лоб саднит. Ствол дерева изгибается и бьет его по лбу еще раз.

– Ну что, сам слезешь или тебе помочь? – убрав пятерню с его затылка, худощавый парень ловко перерезал егоровским ножом его же ремень.

– Давай, давай. Если не хочешь ноги переломать, – смрадный запах гнилых зубов ударил в лицо.

Спустившись, Егор обернулся. Прямо перед ним стоял ухмыляющийся мужик в ватнике, с огромным тесаком, заткнутым за грязную, измочаленную веревку на поясе. Чуть сбоку стояло нечто, неопределенного пола и возраста.

– Может, прям здесь его? – Нечто, обладающее противным фальцетом и нечесаной копной когда-то светлых волос, плясало на месте от нетерпения.

– А что? – просипел «лесоруб». – До деревни тащить его далеко. Да еще там все налетят – нам опять только хрящи достанутся. Ты как думаешь, а, Вась?

Егор остолбенел. Его охватил животный страх. Это ощущение можно было сравнить с тем, что он испытывал в детстве, падая в пропасть «американских горок» на наполненной визжащими людьми вагонетке. Вот и сейчас: сжавший ледяными щупальцами сердце ужас, обжигая внутренности, сполз куда-то вниз живота, губы предательски задрожали, разбитый лоб покрылся испариной.

– Я «за»! Только, чур, сегодня дрова не я… У-у-у, – все уставились на неестественно вывернутую ступню спрыгнувшего вниз Васи.

– Ба-а-аля, – подойдя к сосне, «лесоруб» наклонился над корчащимся парнем, а Егор над обрезком своего, найденного еще в Волгограде, в управлении МЧС, ремня с мощной солдатской пряжкой на конце.

– У-у-я-я, – завопил уже «дровосек». Обернувшись на визг бесполого существа, он получил кистенем из ремня в район левой брови. С залитым кровью лицом, с занесенным тесаком он был похож на монстра из компьютерной игрушки. Егор и чувствовал себя героем какой-то «бродилки». Сюрреализм происходящего сейчас, приправленный надерганными из чьего-то концепт-арта колоритными фигурами персонажей, завитушками дымных колец, нанизывался на череду произошедшего с Егором ранее.