Мой отчим – убийца.

Возможно тайна моей смерти окажется простой и банальной, а не сложной и заковыристой, как я всегда о ней думала. С такой семейкой теперь вполне допускаю самоубийство.

Открываю глаза и не сразу понимаю почему вижу свои волосы облизывающие сухую покрытую трещинами землю, а также перевёрнутую вверх тормашками морду волчицы скалящуюся мне в лицо. А потом доходит – о, да это Я вишу вниз головой! Это меня привязали к дереву подобным образом, так что я теперь вероятнее всего напоминаю гусеничный кокон, потому что тугих верёвок облепивших моё тело нет только на лице!

– Привет, – наглая ухмылка этого психопата дальними габаритами светит в глаза. Рэйвен, уперев ладони в колени, сгибая спину и склонив голову, очевидно, будучи довольным своей изобретательностью, пялится мне в лицо.

– Ха. Ха. И – ха, – произношу сухо и без эмоций.

– Рад, что тебе нравится, – Натягивает губы в новой улыбке и отряхивает ладони так тщательно, словно долгое время копошился ими в ведре с дерьмом. – Сегодня ты спишь так. И сегодня, кстати, заморозки передавали.

– А не много ли ты дрыхнешь для самого палача Лимба?

– М-м… согласен, многовато, – отвечает, поразмыслив и разводит руками. – Но, чёрт, ничего не могу с собой поделать!

– Где мы? – спрашиваю, особо ни на что не рассчитывая.

– В промежуточном секторе. Рядом с сектором фантомов, откуда мне пришлось тащить тебя на своей спине.

– А почему у меня зад болит? – На самом деле болит не только зад, но и вся задняя часть тела, так, словно на мне слоны танцевали!

– Ну… – Рэйвен испускает драматичный вздох и пожимает плечами, – я пару раз уставал. Что смотришь?.. Меньше надо было спать, принцесса хора.

– Я это не контролирую, – шиплю сквозь зубы. – Развяжи меня! Я не собираюсь убегать!

Гнусные смешки один за другим выпархивают изо рта Рэйвена, а глаза, насмехаясь, щурятся:

– До тебя немного не дошло, анафема. Это, – кивает на верёвки, – не страховка. Это – твоё наказание.

– Я просто хотела увидеть их!

– Кого? – фыркает. – Свою чокнутую мамашу? Или того кто прикончил священника твоими руками?

– Я не знала, что в коробке!

– Точно. А теперь знаешь. Всё, отвали. На этом твои воспоминания закончились. А попробуешь повторить…

– И ты ничего мне не сделаешь, – перебиваю со смешком.

Голова Рэйвена склоняется набок:

– Дааа?.. И почему же?

– Не выгодно. Или придётся и дальше тащить меня на спине в чистый сектор. Я не боюсь тебя, Рэйвен, как бы грустно тебе не было это слышать. Потому что мне уже плевать: умру я от проклятия, или от твоих рук. Проклята моя душа, а не тело, так что меня уже ничто не спасёт.

Рэйвен долго и пристально смотрит мне в лицо. Так долго, что красное солнце успевает коснуться острых макушек гор вдали и бросить на редкий лесочек, в котором мы остановились, зловещие тени.

Будто делая над собой усилие, Белая ворона поднимается с земли, для пущего эффекта развальным шагом бредёт ко мне, опускается на корточки и безо всякого выражения на лице смотрит в упор.

Моргаю, потому что кровь уже давно прилила к мозгу и сигнализирует об этом тёмными пятнами перед глазами.

Рэйвен наклоняется ещё ниже и касается уголка моих губ, убирая в сторону прилипший к ним локон, и медленно наматывает его на палец.

– Если бы ты только знала, – произносит хрипло и устало, – как меня достала эта работа.

– Странно, а я думала ты от неё кайфуешь.

Его рука дёргается, и локон моих волос струной натягивается между нами, так что я тихонько пищу от резкой боли.

– Если бы ты знала, что я только не слышал от таких, как ты, пока тащил их в чистый сектор. Что они только не придумывали, чтобы выдавить из меня хотя бы каплю сострадания… Но дело в том… что нет у меня его. Вообще нет. Потому что вы, анафемы, последние в Лимбе, кто его заслуживает.

– Интересно почему? Потому что их души были прокляты сразу после того, как их участью стала насильственная смерть?

– Вы – угроза для Лимба. Сколько раз ещё повторить?

– А разве угроза – не Осколки душ? При чём здесь те, кто обречён называться прокажёнными и страдать от проклятия?!

– Твоё проклятие дразнит фантомов и угрожает спокойствию секторов, – Рэйвен не разрывает контакт глазами и вновь наматывает на палец локон моих волос, – и я просто не могу позволять, таким как ты наводить здесь хаос.

– Жалкий чернорабочий Лимба, – выплёвываю яростно и тут же об этом жалею. Рэйвен хватает меня за волосы и дёргает вверх, приподнимая голову. – Я видел, как ты убила себя. Это было жалко.

– А я видела, как тебя разорвало на части. И мне очень понравилось!

Рука Рэйвена вдруг замирает, а на лицо опускается тень. Брови хмурятся, а губы в непонимании приоткрываются, так что, наверное, это первый раз, когда я вижу их такими расслабленными.

– Что ты видела? – наконец оживает, оставляя мои волосы в покое, и я бьюсь затылком о ствол дерева. – Повтори, что ты видела!

Смиряю его ненавистным взглядом:

– Как твоё тело разлетается на мелкие кусочки и становится шикарным удобрением для земли.

– И когда ты это видела? – продолжает смотреть хмуро, и я на расстоянии слышу, как работает его тупой мозг.

– А что?

– Когда?! – кричит Рэйвен и одновременно с его требованием начинает рычать Лори.

– Это сложно объяснить. – Выдавливаю из себя циничную ухмылку. – Да и вися на дереве как-то не очень удобно говорить.

Верёвки тут же лопаются, и я врезаюсь макушкой в землю, так что шейные позвонки с хрустом стонут. Неловко переваливаюсь на бок и пытаюсь сесть, потирая шею и щурясь от боли.

Чёрт… Как же всё болит. И рёбра до сих пор не срослись.

– Внимательно тебя слушаю, – перед глазами темнеет, потому что Рэйвен опускается передо мной и выглядит внушительно опасно. По крайней мере, так он думает.

– Зачем тебе это?

Его глаза щурятся:

– Понравилось на дереве висеть?

Медленно выдыхаю и рассказываю этому психопату о деталях и издержках моего проклятия, которое очень не любит, когда его «тушат» водой, так что сознанию приходится выдерживать настоящие пытки.

Но Рэйвен молчит. Выслушал мой коротенький рассказ и молчит. Смотрит. Думает, наверное. А потом вдруг поднимается на ноги, упирает руки в бока, опускает голову и начинает трясти ею, словно в мозг стучится очень сложная мысль, а ему это не нравится.

– Вода, значит? – и вдруг смотрит на меня, так безумно улыбаясь, что вдоль позвоночника проносится колючая дрожь. – Твоё тело горит, а