Я видела, как побагровел фриц. Он метал гневные взгляды на Ганса, потом на меня, потом снова на Ганса, пока не процедил, натужено выдавливая слова:

— Тогда другое желание: притворись немой на приеме в субботу. Ничего не говори, кроме уместных «добрый день» и «спасибо».

Я растерянно кивнула, слабо представляя, как с набором в два слова смогу быть вежливой.

— Можно я еще «пожалста» буду говорить?

— Пожалуйста, — рявкнул фриц, я вздрогнула, а он развернулся к Гансу: — Доволен?

— Да, герр, — как ни в чем не бывало мягко улыбнулся Ганс. Вот нервы у человека!

— И с завтрашнего дня, каждый вечер играем в карты.

— На желание? — вот тут я радостно встрепенулась, значит, не все потеряно!

Но фриц обвел меня взглядом, задержался на губах, так что их изнутри закололо, потом на груди, и соски встали, явно выделяясь и задевая натянувшуюся ткань майки, стали чувствительными под взглядом немца, и погнали возбуждающие токи по телу вниз, в трусы. Хорошо, что там вставать нечему — профессор не узнает, как я сейчас хочу его…

— Держи деньги, — язвительно ответил он. — Тебе же они нужны?

И не дожидаясь моего радостного «конечно нужны», свалил из библиотеки.

— А чего он разозлился то? Выиграл и желание загадал! Я бы прыгала от счастья.

— Допрыгалась бы, — спокойно ответил Ганс и отправил меня в спальню, зачем-то проводив до двери и заставив запереть на ключ.

И я не маленькая, я все поняла, Ганс боялся, что профессор явится исполнять другое свое желание. Немного подумав, я отперла замок и убрала ключ на полку.

Сегодня фриц был офигенным. Пожалуй, я бы могла исполнить два его желания, если он решится.

Запах бабл-гама меня заводит!

Да, твою мать, у меня стоит на жвачку. Значит, фетиш не в запахе… Я сбежал из библиотеки, чтобы не сорваться и не наорать на Ганса. Он сначала все устроил, а потом все испортил. Лучше бы Ганс не вмешивался.

Отжался сорок раз, рухнул на ковер. Раньше сотку мог, теперь руки дрожат. Черт, все из-за нехватки времени на тренировки и из-за стресса. Схватил полотенце, встал под душ, выдавил гель на ладони и провел по телу, подмышками, задел за стояк и выругался сквозь зубы.

А ведь в эту минуту я мог уже лежать между ног Елены, втягивать в себя тугие сосочки и тереться головкой о горячую щелку.

От приятной слабости снова подкосились колени, и я прислонился спиной к стенке душа. Провел ладонью по стволу, натягивая кожицу на налившийся конец, и хрипло застонал… Да дерись всё конем, но если я не спущу пар, я стану неадекватным.

Налил больше геля на руку и распределил его по члену, обхватил и помассировал яйца, мгновенно получив змеящийся по позвоночнику отклик. Да, так, так…

Я не торопился, закрывая глаза и настраиваясь на эротические картинки, ласкал член медленными движениями, чувствуя, как он твердеет под пальцами. Конец реагирует на каждое касание, дергаясь и собирая напряжение в яйцах. Другой рукой я сжимаю их и оттягиваю, увеличивая темп рукой на члене.

А перед глазами стоит моя глупышка, с округленными от удивления глазами и приоткрытым ртом, который я хочу.

Облизываюсь, понимая, что эти ощущения мне сейчас не почувствовать, зато я могу мысленно поставить Елену на колени… Да, так… Так, твою мать. И дотронуться головкой до губ, она обхватит конец и поднимет на меня свои глаза, а я толкнусь…

Яйца поджались, и я отпустил их, ускоряя движения другой рукой, сильнее сдавливая конец пальцами…

Удержу ее за затылок, проталкиваясь глубже, чувствуя движение язычка по стволу, и задыхаясь от горловых спазмов. Елена дернулась в моих руках, и я отпускаю, даю ей отпрянуть, потому что через мгновение снова тараню ее рот и мне, нахрен, нравится, что ее рот сейчас принадлежит мне, что ей нравится, как я беру ее. Глупышка обсасывает мой конец и обводит языком, а я почти… я уже почти…

Надергал головку, и ощущения смазались. Я все еще до скрежета в зубах хочу Елену, но никак не нагоню чертову разрядку. Беру гель, капаю на огромный пульсирующий конец, распределяю по стволу, ощущая набухшие вены, снова начинаю медленные движения на несгибаемом стояке.

Господи, как бы я сейчас поставил ее раком и вбивался по самые яйца.

Какая она? Тугая и тесная? Влажная и горячая? Скользкая? Хлюпающая?.

Да, хочу взбивать смазку в щелке под громкие всхлипы и мольбы. Хочу, чтобы у нее текло от меня, по складкам, по бедрам, а я слизывал ее влагу…

Какая она на вкус, моя глупышка? Как пахнет там, между ног? Той же мятой и апельсином? Или не разгаданной загадкой?

Моё воспаленное воображение живо нарисовало влажные опухшие складочки, дырочку, сжимающуюся в предвкушении того, как я возьму ее, мурашки на девичьих бедрах и взгляд из-за плеча. На меня. Умоляющий взять ее. Сейчас.

Да! Да, нахрен!

Ты моя, глупышка, я затрахаю тебя до охрененного оргазма, кричи для меня…

Бедра сковало нестерпимое напряжение, я рефлекторно поддал вперед, сжал конец и выстрелил под собственный хриплый крик.

Тут же выпустил дергающийся член, чувствуя наслаждение и боль от выстрела, от трения. Жалкое подобие секса, который у меня сегодня мог бы быть. И будет. Пусть не сегодня, но я доберусь до своей ученицы. Ганс не сможет бдить вечно.

* * *

Утром субботы я скептически окинул Елену взглядом. Простая прическа, мать настояла на убранных волосах, купленный мной кашемировый костюм, идеально подошедший к фигуре. Удобные полуспортивные ботинки. Легкий макияж и нервный румянец.

— Не кусай губы, — одернул Елену. Не то, чтобы меня волновало, что она раньше времени слижет помаду, скорее этот ее жест сбивал мои мысли с праведного пути.

Каждый вечер в ее присутствии давался все тяжелее, а дрочить в душе я стал все чаще.

— Напоминаю, я познакомлю тебя с хозяевами и гостями, представлю как дальнюю родственницу подруги матери, ты улыбаешься и молчишь. Не отходишь от меня. На вопросы не отвечаешь, разговор не вступаешь. Если за весь день не произнесешь ни слова, я заплачу тебе пятьдесят тысяч.

Елена кивнула и тут же вставила свои пять копеек:

— Но «здрасте», «спасибо» и «пожалста» я же могу говорить?

Смерил ее взглядом и поспешно отвел, сосредоточившись на дороге:

— Из трех слов правильно ты произнесла только «спасибо».

Фырканье отчетливо раздалось сбоку.

— Добрый день! О, спасибо! Пожа-луй-ста! Теперь так?

Кивнул.

— Ну крутяк. Значит, могу.

К черту, у меня есть еще три месяца шлифовки этого чучела. Вот сейчас разгребу проблемы с проверяющей комиссией и займусь ею вплотную.