Они полюбили друг друга с первого взгляда, и совсем скороМиллесимо уже сделался своим человеком в доме Долгоруких. Еще через некотороевремя молодые люди были объявлены женихом и невестой. Князь Алексей Григорьевичказался очень доволен партией, которую сделает дочь: ведь семейство Миллесимо,поселившееся в Богемии в конце пятнадцатого столетия, было ветвью старинногоитальянского рода Каретто, состояло в родстве с маркизами Савоны и другимивлиятельными, старинными фамилиями. Князь Иван Долгорукий, благоволивший кВратиславу оттого, что к нему благоволил молодой император, также покровительствовалувлечению Екатерины. Ее сестра Елена, и вполовину не такая красивая, какостальные молодые Долгорукие, злословила, будто Екатерина и черту руку отдаст,только бы этот черт был иноземного подданства и смог увезти княжну из России,которой та не любила. Это правда: Екатерина больше всего на свете желала быжить за границей, однако никакого расчета в ее любви к графу не было. Беда лишьв том, что расчетами была переполнена голова ее отца!

Алексей Григорьевич сделал слишком большую ставку на дружбусына с молодым императором. Он не учел, что князь Иван искренне привяжется кзаброшенному мальчишке и будет видеть в нем скорее младшего брата, чемвластелина. Когда речь зашла о том, кто займет ближайшее место при государе,кто будет пользоваться его наибольшим расположением, Долгорукие или Меншиков,князь Иван делал все, чтобы сверзить «Голиафа» и «Левиафана» (так называлиАлексашку все, от знаменитого проповедника Феофана Прокоповича до великойкняжны Натальи Алексеевны) с непомерных высот, на которые тот забрался. И вотМеншиков сгинул в сибирских заснеженных далях, Долгорукие приблизились кподножию трона так близко, как только могли. Но лишь теперь князь Иван понял:его отец, его дядья, прожженные кознодеи, проныры, каверзники, пролазы, пройдохи,а выражаясь по-европейски – интриганы, его брат Сергей, который спал и видел,как бы заместить фаворита собою, – все они радели вовсе не о том, чтобыизбавить мальчика-царя от развращающего, погубительного влияния Алексашки,подгребшего под себя всю государственную власть, а чтобы подчинить Петрасобственному влиянию!

Но было ли оно менее развращающим и погубительным, чемАлексашкино? Ведь и Долгорукими владела та же оголтелая жажда власти! Осмысливэто, князь Иван отдалился от отца и прочей семьи. Чувство, которое юныйгосударь теперь вызывал у Ивана Алексеевича, можно назвать одним словом:жалость. Ведь мальчишку брали на живца, словно глупого голавля, потворствуясамым его низменным прихотям, разжигая самые примитивные страсти и сознательноотвлекая от дел государства. Это возмущало молодого Долгорукого. Однако он былслишком избалован и непоследователен, чтобы всерьез противостоять своей семье,и только и мог, что просто портил кровь отцу, беспрестанно споря с ним насловах, но подчиняясь в делах.

Впрочем, Алексей Григорьевич не желал рисковать и ждать,когда сын соберется с силами и всерьез пойдет наперекор родительской воле. Онрешил пустить в ход «запасные полки» в лице собственных дочерей. Елена былаочень честолюбива и крепка нравом – под стать отцу, она отлично знала, чегохочет, из нее получилась бы отличная государыня… однако эта дочь АлексеяГригорьевича уродилась недостаточно красивой, чтобы прельстить Петра. Прощесказать, она была откровенная дурнушка, особенно по сравнению с Екатериной. Да,из этой получилась бы великолепная царица… когда бы глупая девчонка невлюбилась по уши в какого-то смазливенького австрияка! Что до крайности бесилоАлексея Григорьевича. Он начал препятствовать отношениям Екатерины и Миллесимо,пошел на открытую ссору с графом Вратиславом и в конце концов вынудил дочьвернуть Миллесимо и кольцо, и слово.

Екатерина послушалась. Однако сердца, отданного графу, онауже не могла вернуть, оттого и улучала чуть ли не каждый день полчаса или дажечас, чтобы к назначенному времени выбраться через проломленный забор, убежать влес и упасть в объятия своего возлюбленного.

Между молодыми людьми было уже сказано так много, а времениу них было так мало, что они не тратили его на пустые слова. Граф потянулЕкатерину в заросли, мимо привязанного к дереву коня. Они очутились нанебольшой полянке. Когда ветки сомкнулись за ними, Миллесимо проворно расстелилна траве плащ. Екатерина села, расстегивая на груди платье. Откинулась натраву, отдавая себя губам и рукам графа, чуть отвернув голову, чтобы яркоесолнце не било в глаза. И слишком длинный подол амазонки не стал помехой,потому что уже не первый раз влюбленные принадлежали друг другу на этой поляне,где сминали траву и лесные цветы, срывая взамен цветы наслаждения и страсти.Они стали любовниками чуть ли не в первый же день после того, как поняли: ихсчастью угрожает опасность. Между ними было давно решено бежать вместе, кактолько Миллесимо удастся уговорить своего родственника Вратислава устроить емуперевод в Вену. Они обвенчаются тайно, граф Вратислав поможет оформитьпроездные документы…

Они не хотели думать о том, что расчетливый посланник непожелает портить свою карьеру в России, ссорясь с влиятельными Долгорукими. Онине хотели думать о том, что родители Екатерины могут заподозрить неладное иприменить к ней самые решительные и крутые меры, вплоть до того, что и вмонастырь запереть. Они не думали, что у этой связи могут быть естественныепоследствия… Они вообще ни о чем не думали, кроме страсти, сводившей их с ума,а оттого и встречались на этой поляне – ради нескольких мгновений полного ибезраздельного обладания друг другом.

Конь спокойно пощипывал траву. Поначалу его пугал ибудоражил запах похоти, он начинал рваться, ржать, мешал любовникам, но теперьпривык и лишь изредка косился на них, когда стоны и вскрики становилисьособенно громкими.

Однако был поблизости еще один наблюдатель, который жаднотаращился на два сплетенных тела. Она – да, она, потому что это была женщина –не пропустила ни одного движения, ни одного поцелуя. И чем дольше смотрела, темболее возбуждалась сама – до такой степени, что больше уже не могла стоятьспокойно. Особенно сводило ее с ума зрелище резко движущейся спины Миллесимо,его напряженных бедер, настолько туго обтянутых шелком панталон, что тренированныемышцы умелого наездника и заядлого танцора так и переливались, словноперетекали одна в другую. Ей никогда не приходилось видеть мужчину в настолькоплотно облегающих штанах. Шелк смотрелся, словно вторая кожа, производя полноевпечатление наготы. И наконец женщина не выдержала: запрокинулась на траву,подняла юбку и принялась ласкать себя, подгоняемая все убыстрявшимся дыханиемлюбовников, которые приближались к сладостной развязке. Она закрыла глаза,теребила свою плоть, рвала на себе одежду, представляя, что эти сильные, узкие,напряженные бедра бьются меж ее колен… и достигла желаемого в тот миг, когдаМиллесимо с хриплым стоном извергся в лоно своей возлюбленной, которая сжималав кулачках вырванную, смятую траву, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать отвосторга.

А та, другая женщина не находила нужным сдержаться. Онаиспустила протяжный вопль, похожий на рычанье удовлетворенной самки.