С каждой минутой, с каждым часом положение казалось АлексеюГригорьевичу все более неприятным, тяжелым и рискованным. Если герцог де Лириавоспримет случившееся с его курьером не просто за несчастную случайность, а забесчестие, это еще полбеды. Деньги многое значили в жизни Долгорукого, однакоон смолоду жил с убеждением, что всякое богатство – не цель, а средство.Средство для достижения власти! Чтобы сгладить недовольство посланника, которыйнепременно начнет пенять царю на творимые в долгоруковских вотчинах безобразия,князь готов был отдать немалую сумму. Конечно, не восемь тысяч золотых монет… Авот любопытно бы знать, в чем их все-таки везли? В кожаных прочных мешочках? Всундучке? Или на каждом из испанцев был такой особенный нательный пояс?.. Когдакурьер очухается, он расскажет. Ну а Никодим Сажин уже не очухается и нерасскажет ничего. Кто бы мог подумать, что такой сильный, такой крепкий плотьюмужик вдруг загнется от какого-нибудь десятка плетей?! Да, сдох Никаха, унеся ссобой в могилу сведения о том, где припрятал испанское золото… Наверняка об семзнает его сообщник и сродник Савушка, да ведь того Савушку еще надо взять.

Конечно, Долгорукий уже послал людей в Лужки, самого Стелькупослал (со щекой, вспухшей и горящей от оплеухи, полученной за то, что перестаралсяс Никахою), однако что-то твердило ему: не взять Савушку! Ведь Никодим с дочерьюринулись в Горенки, к князю, когда узнали о спасении испанца и Даньки и почуялинеладное. А Савушка остался сидеть на мешках (ну, кошелях, сундуках, великаразница!) с золотом… На его месте Алексей Григорьевич нипочем не стал быдожидаться возвращения подельника, а подался бы куда глаза глядят. Россиявелика. Человеку затеряться в ней бесследно – все равно что камушку, кинутому взатхлый пруд, кануть на дно. С таким-то золотым запасом можно безбедно прожитьдо конца жизни, еще и детей и внуков облагодетельствовать до скончания веков,особенно если не швырять денежки куда попало, а распорядиться ими по-умному.

Алексей Григорьевич быстренько помечтал, как бы он самраспорядился испанским золотишком, попади оно все-таки в его руки, но тут жеотвлекся от бесполезных мыслей и мрачно уставился в два настороженных девичьихлица, обращенных к нему.

О другом надо сейчас думать! О том, что де Лириа может неповерить непричастности Долгорукого к кровавым делишкам его людей. Тако-ойслушок тогда пройдет, такой зловонный слушок… Герцог близок к Остерману – дажеесли и не близок, тот, прознав о случившемся, начнет раздувать пламя, подливатьмасла в огонь, он будет счастлив подсидеть и фаворита, и его семью, котораялезет во все дырки, желая покрепче оплести государя. Небось пронырливый,хитрющий, по-змеиному мудрый Андрей Иваныч уже давно почуял, для чего завлекаетДолгорукий пылкого юнца-императора в свое имение, для чего непрестанновыставляет перед ним напоказ дочь-красавицу, почему заставил Екатеринуотказаться от слова, данного Миллесимо.

Дураку понятно, почему, а Остерман не дурак. Если Долгорукимудастся соблазнить и прибрать к рукам Петра Алексеевича, это значит, что воглаве Российского государства фактически будет стоять неГенрих-Готлиб-Фридрих-Андрей Иваныч, а Алексей Григорьевич. И он не замедлитотправить бывшего обер-гофмаршала в Пелым, или в тот же Березов, где маетсяМеншиков, или еще дальше, в какой-нибудь Жиганск Якутской губернии, куда в своевремя стараниями пресловутого Алексашки загремел его свояк Антон МануйловичДивьер, бывший губернатор Петербурга. Еще есть такой военный порт Охотск набрегах невообразимо далекого Тихого океана… Да, Остерман будет носом землюрыть, всякую искру костром раздувать, а конфузия с испанцами – это такая искра,от которой не просто костер – пожар возгореться может. Бывало, что Москва откопеечной свечки сгорала, как бы Долгоруким не погореть из-за непомернойалчности своих крепостных…

И вот теперь, в такую опасную пору, когда всей семье надобнозабыть о непрерывных ссорах и сварах, сплотиться перед лицом могущей бытьгрозной беды, когда надобно все силы бросить в бой ради незамедлительноговзятия «осаждаемого града», именуемого русским государем, – именно теперьдочь Катерина делает все, чтобы нагадить семье, чтобы разбить все планы отца.Да будь она поумнее, давно бы уж…

Алексей Григорьевич мысленно махнул рукой. Ну не ему же,отцу, в самом деле, учить дочь, как соблазнить мужчину! Еще и своднейсделаться? Только этого не хватало!

Тут же князь сокрушенно покачал головой. Ничего, одноваживем! Надо будет – сделается и своднею. Толкнет государя в постель к дочери,за ноги держать будет, со свечкою над ними встанет – и глазом не моргнет.Вероятно, именно это и придется устроить. И как можно скорей, пока… пока нестало безнадежно поздно.

Князь едва не схватился за свою седую, многоумную,многотерпеливую и многострадальную голову. Сколько передумано, сколькостраданий перенесено было, пока не удалось отвратить юного императора от егобезумной страсти к беспутной Елисаветке! Вот это была опасность так опасность –возможная женитьба Петра на красотке-тетушке. И Елисаветка не замедлила быобвенчаться с малолетним племянником! По счастью, она оказалась слишком жаднойдо плотских удовольствий, думала не головой, а своим бабьим передком, вот ипредпочла умелого развратника Бутурлина пылкому, но неловкому юнцу-государю.Потом начала заигрывать с Иваном…

Теперь место в сердце Петра свободно, и место на троне рядомс ним – тоже. Что должна делать Катерина, ежели по уму рассудить? Лезть, лезть наэти места, пробираться, карабкаться, взбираться, протискиваться,проталкиваться! Ведь, по пословице, свято место не бывает пусто. Неужели Катькане видит, что сегодня в дом Долгоруких нежданно-негаданно свалилась ее новая иочень опасная соперница – совершенно как некогда, во времена баснословные,незапамятные, свалилась с небес на землю вся сила нечистая, сброшенная оттудаГосподом Богом и его ангелами-архангелами после победы над Сатаной. Течерти-бесы, которые упали в леса, сделались лешими, манилами и уводилами, те,что рухнули в воду, – водяными, болотниками, омутниками, в степях повелисьстеповые, на подворьях – дворовые, амбарники, сарайники, ну а в домах завелисьдомовые, подполянники, подпечники, кикиморы.

Вот такая кикимора запечная нынче вкралась в дом Долгоруких…

Ладно, Катька – дура, все еще слезы по прежнему женихуточит, не видит, не замечает ни черта, однако глаза Алексея Григорьевичасовершенно не были затянуты слезами. Он приметил, какие взгляды кидал Петька…тьфу, Петр Алексеевич, государь император, на эту приблудную девчонку. Онвидел, как оживало, как шевелилось его естество в туго натянутых штанах! Привзгляде на Катерину такого с мальцом никогда не происходило! И он двадцать восемьраз напомнил Алексею Григорьевичу, что Дарья Васильевна (Убиться! Ну просто невстать и умереть! Данька этот стриженый, беспорточный – Дарья Васильевна!)должна ехать в Москву вслед за государем, вместе с князем Иваном и самимАлексеем Григорьевичем. Ни Екатерина, ни Елена, ни, само собой, ПрасковьяЮрьевна даже и вспомянуты не были. Зато Дарья Васильевна…