И все вроде складывалось отлично. У Лены появился благовидный предлог не присутствовать на приеме Марианны. А Руслану даже не пришлось хитрить и что-то выдумывать, чтобы художница туда не попала. Однако, когда начали сгущаться сумерки стало ясно, что ситуация вышла из-под контроля.

Руслан старался не подавать виду, но он совершенно не помнил – где домик лесничего, куда его приводил Оленев. По счастью Лена выглядела вполне уверенной в том, что Баженов найдет дорогу. И почему-то это вселило уверенность и в Руслана. Он, конечно, хорошенько попетлял, но все-таки выехал к дому Тимофея Федоровича.

Свет внутри не горел. Значит, либо лесник уже спит, либо уехал к Оленеву, инспектировать лесные угодья «дикаря», как прозвали Ярослава знакомые.

Убедившись, что внутри никого нет, Руслан привычно достал ключ из-под коврика. И дабы Лена не переживала из-за его бесцеремонности, даже позвонил Ярославу. Как и ожидал Баженов, Тимофей Федорович не возражал против незваных гостей.

Руслан накормил художницу и уложил спать. А сам пристроился на коврике у камина.

Щеки то и дело обдавало жаром. Угли черными мотыльками порхали над дровами, ограниченные огнеупорным стеклом с микроскопическими дырками для теплообмена.

Впервые с момента гибели родителей Руслан чувствовал себя в семье. Ощущал себя частью чего-то большего, нежели он сам. Большой и недружный клан Баженовых-Велльских не в счет. Враги – и те так друг к другу не относятся.

Руслан смотрел на Лену, вспоминал их знакомство, ее внезапно эротичную картину, их разговоры и пикировки. Прогулку к озеру и сегодняшнюю поездку. Казалось, все эти мгновения – самые важные в жизни Баженова. И он ужасно не хотел, чтобы история с Леной закончилась. Сказать художнице, что отдаст наследство на благотворительность, если та останется? Ну пусть не женой – пока лишь его женщиной. А когда будет готова – снова выйдет за него замуж? Объяснить, что наследство для Баженовых-Велльских – скорее суперприз в захватывающей гонке, где каждый родственник норовит подрезать на повороте?

Руслан боялся, что она не поверит. И одновременно очень хотел убедиться в обратном. Чтобы Лена выслушала, обняла и поцеловала. Сама. Без нажима и напора Баженова. Он уже столько раз ее принуждал. И настоящим остался лишь один, единственный поцелуй – на свадьбе. Неожиданный для Лены и потому вызвавший в ней истинные эмоции.

По крайней мере, эти краденные ощущения подсказали Баженову, что он не противен художнице как мужчина. Он лишь не нравится ей как человек.

Затем Лена покрылась панцирем предубеждений, выставила колючки осуждения таких, как Баженов, обрушила между ними крепостную стену недоверия.

Отгородилась от всего, что могло их сблизить. И вот же! Все-таки они сблизились.

Баженов еще немного посидел у огня, вновь и вновь проигрывая в памяти чудесные моменты общения с художницей. А затем отправился спать…

– Та-ак! В моей постели спит Машенька, а в гостевой – видимо, медведь? – такой побудки Баженов не ожидал, но не особенно удивился. Тимофей Федорович был мужчиной старой закалки. К миллионерам относился как к обычным людям. Если они ему нравились, общался, если нет – мог и выставить вон. Перед сильными мира сего не заискивал и тем снискал уважение многих из них.

Коренастый мужчина неопределенного возраста, с густой бородой и усами напоминал Карла Маркса и эдакого русского ходока одновременно.

Одевался просто: в футболки и джинсы. Правда, не самые дешевые. Миллионеры из бывшего поселка КГБ хорошо платили леснику за поддержание их кусочков природы в хорошем состоянии. Эту моду ввел Оленев. И с его подачи многие соседи принялись восстанавливать свои маленькие рощицы. Тимофей Федорович почти никому не отказывал. Оленев продавал деревья, которые мешали расти другим и животных, чьи популяции слишком увеличились.

Так что работа у лесника была не пыльная и прибыльная. За заповедником он присматривал тоже. В основном, видимо, «из любви к искусству».

Надтреснутый бас Тимофея Федоровича разбудил Лену. Она потянулась, открыла глаза и первую минуту ошарашенно озиралась по сторонам.

– Не буду мешать вам. Вы, это… Одевайтесь и идите к завтраку. Я тут принес шикарных зайцев от Оленева. Сейчас потушу с картошкой и будет вкуснотища.

– А это недолго? – уточнила Лена.

– Я их еще ночью начал готовить. Полуфабрикаты, так сказать. Так что через полчасика все будет.

Тимофей Федорович подмигнул Руслану и кивнул на Лену: дескать, хороша девица. Баженов и сам это знал и даже получше лесника. Вот только – Хороша Маша, да не наша…

– Как спалось? – спросил Баженов у Лены, которая поднялась и потягивалась.

– Хорошо. Наверное, воздух…

– Может, компания? Надеюсь, на доме нет граффити меня в полный… эм… размер всех частей тела?

Лена прыснула.

– Вот ведь! Не догадалась!

Руслан подошел и присел рядом с ней на кровать.

– А мне было очень хорошо, потому что ты спала рядом…

Он сам не понял, как обнял Лену, прижал и поцеловал. Так, словно никогда прежде не целовал женщину. По телу прошла волна удовольствия, возбуждения, неги. Лена замерла, и Баженов испугался, что она опять начнет вырываться. Но художница вдруг расслабилась, ее тонкие пальцы зарылись в волосы Баженова, а губы ответили на поцелуй.

Руслан углубил поцелуй, начал ласкать Лену языком, изнывая от желания. Буквально. Хотелось выть от дискомфорта в паху. Однако Баженов помнил наставления Бориса Олеговича. До окончания первого триместра лучше не заниматься любовью. Лена об этом тоже знала. Возможно поэтому и не ожидала поцелуя. От которого Руслан разве что не загорелся.

Они целовались долго, тягуче. Баженов не мог оторваться от этих сладких, таких нежных и таких желанных губ. Ощущал, что вот-вот спустит в штаны только от этой маленькой ласки Лены. А художница подогревала Баженова, будто хотела его опозорить. Погладила по спине и уверенно спустилась руками ниже. Руслан повалил Лену на кровать и вжался в нее. Дрожь прошлась по его телу.  В голове почти не осталось нормальных мыслей, понимания, как правильно, и как неверно. Что сейчас не время, нельзя.

Однако Баженов отпустил художницу и откатился к стене, пытаясь перевести дыхание.

Лена усмехнулась, проводя взглядом по телу Руслана. Он развел руками. Такое не скроешь. Поправляться нет смысла. Сходит в душ и немного успокоится.

Лена вдруг закрыла дверь на щеколду и неспешно вернулась к Баженову. Уверенно расстегнула его брюки и спустила боксеры. Руслан захлебнулся воздухом. Стало полегче, потому что одежда очень стесняла. Лена провела рукой по тому, что торчало уже практически колом. Баженов инстинктивно задвигался, подстраиваясь под темп руки Лены. Потянул ее к себе и поцеловал снова. Когда их губы соединились, Руслан положил свою руку на ладошку художницы и принялся ее направлять.