жемчугу — являлась не просто данью традиций. Женщина подбирала драгоценности для своей внешности, сообразуясь с тем, что ей пойдет, а что нет. Белый, как снег, жемчуг подчеркивал белизну ее кожи (натертую белилами), рубины выделяли ее румянец, синие сапфиры — голубизну ее глаз, а изумруды придавали им зеленый оттенок.

Тяжелые одежды из-за невероятного количества драгоценных камней, жемчуга и золотого шитья внушали русским поданным уважение к своему государю, иностранные послы с нескрываемым удивлением рассматривали царские сокровища, поражаясь его числу. Правда, желание покритиковать (может и заслуженно) у них все же прорывалось. Английский вельможа, служивший при русском дворе в 1557–1558 годы рассказывал о короне Ивана Васильевича. Он заметил, что работа по золоту вряд ли могла быть сделана лучше, «она была украшена и обильно покрыта дорогими драгоценными каменьями, между прочим, был рубин, возвышавшийся наверху короны на небольшой проволоке, он был величиной с добрый боб; корона эта была подбита прекрасным черным соболем… Мы видели все платья его величества, очень богато усеянные каменьями…».

Но вот сами камни обработаны, по его разумению, плохо. Русские якобы гонятся больше за их размерами, нежели за красивой огранкой, позволяющей насладиться красотой и редкостью камня.

Английский мореплаватель Ричард Ченслер (?—1556), описывая невиданную роскошь царского убранства, одежд и украшений бояр, что «выше всякой меры», отметил, что даже бархатные и парчовые попоны коней густо усыпались жемчугом.

Не меньше, чем драгоценности Грозного, поражали иностранных послов богатства, увиденные ими при дворе его сына царя Федора Ивановича (1557–1598). В 1589 году проходила в Кремле торжественная церемония «поставления» патриарха Иова. На церемонии в числе именитых гостей присутствовали Константинопольский патриарх Иеремия и епископ Елассонский Арсений, который подробно рассказал об этом торжестве.

После своего «поставления» вновь избранный патриарх Иов по обычаю давал обед государю и высокому гостю — вселенскому патриарху и всему приезжему греческому духовенству. В тот же день назначен был новопоставленному Иову прием с дарами у государя и у царицы Ирины Федоровны (сестра Бориса Годунова). Царица поднесла в драгоценной золотой чаше, украшенной превосходными агатами, жемчугов числом в 6 тысяч штук.

Да и не только этот подарок, но и убор Ирины Федоровны поразил гостей. «На голове она имела ослепительного блеска корону, которая составлена была искусно из драгоценных каменьев, и жемчугами была разделена на 12 равных башенок, по числу 12 апостолов… В короне находилось множество карбункулов, алмазов, топазов и круглых жемчугов (гурмыцких); а кругом она была унизана большими аметистами и сапфирами. Кроме того, с обеих сторон ниспадали тройные длинные цепи (рясы), которые были составлены из столь драгоценных каменьев и покрыты круглыми, столь большими и блестящими изумрудами, что их достоинства и ценность были выше всякой оценки».

Чужестранцы почувствовали «род тихого ужаса» при виде такого великолепия. «Одежда государыни, рукава которой достигали пальцев, была сделана с редким искусством из толстой шелковой материи с многими изящными украшениями. Она по [краям была] искусно усажена драгоценными жемчугами и посреди украшений блистали превосходные драгоценные каменья и яркие карбункулы. Сверх этой одежды на царице была мантия, другая, с долгими рукавами, весьма тонкой материи, хотя с виду очень простая и безыскусная по множеству сапфиров, алмазов и драгоценных камней всякого рода, которыми она была покрыта [по краям].

Такою же пышностью отличались башмаки, цепь [монисто] и диадема [ожерелье] царицы».

Не хватало слов для описания подобного богатства, иностранцы уверяли, что «малейшей части этого великолепия достаточно был бы для украшения десяти государей».

Царские регалии Федора Ивановича, которые довелось увидеть послу Римского императора Николаю Варкочу в 1593 году производили не менее сильное впечатление: «…на голове у него был золотой венец, выложенный алмазами, притом очень большими; в руке держал золотой скипетр, тоже убранный камнями; кафтан на нем был красный бархатный, сплошь шитый крупным жемчугом, на шее висело несколько дорогих камней, оправленных в золото и расположенных в виде цепи или ожерелья. На двух пальцах левой руки его было по большому золотому перстню со смарагдом».

Годунов, может быть, больше, чем его предшественники, тяготел к украшениям и различным диковинным поделкам, это заметили иностранцы еще до того, как он взошел на престол. Николай Варкоч рассказывал, что решено было поднести шурину государя золотое ювелирное украшение в виде верблюда с сидящим на нем арабом, с золотыми корзинами по бокам, украшенными рубинами и алмазами.

Русские вельможи, узнав об этом, заметили, что этого маловато будет и «рекомендовали», а попросту говоря, потребовали «еще золотую цепочку к драгоценности, чтобы было на чем ее повесить… Приложи-де еще золотое кольцо к ней…». Делать нечего — и вместе с верблюдом перешли во владения Годунова и золотая цепь, и кольцо с сапфиром.

Вероятно, сапфиры наш вельможа отличал особенно, поскольку посол Римского императора заметил, что они преобладали в оправах его колец. Может быть, Годунов верил в лечебную силу камня и благотворное его влияние на человека. Надеялся на то, что сапфиры усилят его мужество и развеселят сердце, укрепят его мускулы и нервы, а если страдал глазными заболеваниями, верил, что камни излечат их. А может быть, все гораздо проще и Годунову просто нравился яркий голубой или синий цвет камней….

После венчания на царство новый государь заказал корону, отличавшуюся изысканностью отделки, поручил мастерам изготовить гробницу Господню, подобную той, что хранилась в Иерусалиме, «всю ее отлив из золота и украсив драгоценными камнями и золотой вязью. И была она уже почти завершена, вся усыпана топазами и драгоценными камнями, как чечевицей, искусно отделана затейливыми украшениями, так что не только невеже… было это на диво, но и первые из благородных и те, кто были воспитаны в царских домах при всем сиянии красоты, дивились ее богатому убранству и искусной работе, и даже ум помрачался, зрачки глаз не могли выдержать сверкания камней и сияния блещущих лучей».

Персидские послы, в 1599–1600 годах посетившие государеву сокровищницу, рассказывали, что у «дверей ее стояли два изображения львов, очень неуклюжие: одно, по-видимому, из серебра, другое из золота. Богатства, заключающееся в сокровищнице, столь же трудно представить себе, как и описать, а потому о них умалчиваю. Хранилище царской одежды равным образом представляло ценность невероятную…».

Все эти сокровища: и корона, и украшения одежды, вплоть до золотых и серебряных пуговиц, кольца и цепи, та же невиданной красоты гробница — были разорены и сломаны во время Смуты, и многие отправлены в переплавку на Денежный двор. Годы лихолетья опустошили царскую сокровищницу, которую московские государи собирали на протяжении нескольких веков.

Первый представитель династии Романовых, шестнадцатилетний Михаил Федорович, вступивший на престол в 1613 году,