Волкова принесла чай. Зарубин не ошибся, поднос был избелого металла, равно как и посуда – чайник, сахарница, вазочка с печеньем.Только чашки оказались фарфоровыми. И вообще, не чашки, а пиалы. Волковапоставила поднос на овальный низкий столик, потом нагнулась, что-то покрутила,и столик поднялся до привычной высоты обеденного стола.

– Никогда не понимала этой моды пить и есть зажурнальными столиками, – с улыбкой пояснила она, заметив удивлениеЗарубина. – Это же страшно неудобно. Причем неудобно всем без исключения,но все это делают, потому что вроде как принято.

С этим Зарубин был в принципе согласен. Действительно,неудобно, пока донесешь до рта чашку, доверху наполненную горячим чаем иликофе, есть риск пролить все на колени, которые никуда не спрячешь. И рукиопереть не обо что. За высоким столом куда как надежнее.

Зеленый чай показался ему невкусным, как и в предыдущиеразы, когда Сергею приходилось его пить, и он сразу же пожалел, что не попросилкофе или сок. И как люди могут его пить, да еще в немалых количествах, целымичайниками выдувают!

Волкова села напротив него, и только тут Сергей обратилвнимание на то, что и кресло, в котором он сидел, не было низким, иначе ему сего микроскопическим росточком пришлось бы совсем кисло. Надо же, как всепродумано!

– Я вас внимательно слушаю, – сказала Волкова,делая первый глоточек из пиалы.

Она сидела, держа спину очень прямо, доброжелательноулыбалась. Сергей отметил, что на ней не было никаких украшений – ни сережек вушах, ни колец на изящных длинных пальцах, ни даже тонюсенькой цепочки на шее.

– Анита Станиславовна, вы давно знаете Островского? –начал он.

– Примерно год. Нас Антон познакомил.

– А Халипову?

– Столько же.

– Как вам показалось, их отношения были стабильными?

– О, – она легко рассмеялась и осторожно поставилапиалу на стол, – до тех пор, пока Юля хотела сниматься, она никуда неделась бы от Кости. Другое дело, если бы нашелся режиссер-камикадзе, которыйрешил бы ее снимать. Но нынешние режиссеры, знаете ли, люди прагматичные,самоубийц среди них нет. Деньги, которые дают на съемку, надо отбить, то естьфильм должен быть не только закончен, но и хорошо продан в прокат. Никтосегодня не станет рисковать и брать ненадежного актера. Если, например, актер вразгар съемочного процесса уходит в запой и срывает график, никто не станетждать, пока он придет в себя.

– А как же тогда? – удивленно спросилСергей. – Ведь его уже взяли и уже часть фильма сняли.

– Переписывают на ходу сценарий, чтобы убрать этуфигуру из фильма. Приглашают дублера, которого снимают со спины или сбоку, нотак, чтобы лица не было видно. Или вводят в сценарий катастрофу, в которойперсонаж если не погибает, то потом лежит весь в гипсе и бинтах, только глазавидны. Вариантов много. Но ждать, я повторяю, никто сегодня не будет. А уж сЮлей-то все было предельно просто. Если речь идет о возможном пьянстве, торежиссер еще готов рискнуть, потому что актер может и не сорваться и нормальнодоработать до конца. А уж если речь идет о характере, о нарушениях дисциплины,об опозданиях и внезапных отказах, то и говорить не о чем. Кино – это в первуюочередь плановое производство, а только потом искусство, а на производственарушителей дисциплины не жалуют.

– Значит, Халипова не собиралась бросать Островского?

– Нет, конечно, у нее и в мыслях этого не было.

– А если не бросать, но изменять направо и налево? Илихотя бы просто налево?

– Это вполне могло быть. Вполне, – задумчивоповторила Волкова. – Юля была падкой на мужиков. Вернее, не так, я неточновыразилась. Сами по себе самцы были ей не нужны, она не была нимфоманкой,насколько я знаю. Ей нужно было подтверждение того, что она любого можетпоставить на колени и заставить умирать от любви. Она заигрывала со всеми, ктопопадался на ее пути, соглашалась на свидания, ложилась с поклонниками впостель, чтобы уж совсем сделать из них рабов, и на этом все заканчивалось. Онамужчин коллекционировала, вот так будет точнее. Особенно интересно ей былозавоевать мужчину, у которого уже есть яркая женщина, чтобы почувствовать, чтовот и такую соперницу она тоже победила. Вы, наверное, не знаете, но уОстровского до Юли в любовницах ходила сама Меркурьева. Представляете, как Юлярадовалась, что сумела увести его от такой женщины!

Сама Меркурьева! Надо же… Первая красавица российскогоэкрана, ставшая звездой еще лет десять назад и до сих пор сияющая накинематографическом небосклоне, причем с каждым годом все ярче! Ай да Юленька,ай да девочка.

Ну что ж, тема развивается по плану, пора переходить кпрямым вопросам.

– Но если так, – осторожно начал Зарубин, какбудто лед на реке ногой пробовал – выдержит ли, – то у Халиповой долженбыл быть мощный стимул завоевать и Антона Кричевца. Я бы не хотел показатьсявам банальным и пошлым, но соперничество с вами сделало бы честь любой женщине.

Во как! Он эту фразу составлял, наверное, минут двадцать,все мучился, подбирал слова, чтобы в них и комплимент содержался, и восхищение,и преклонение и в то же время чтобы сама фраза оказалась бы неловкой инечеткой, словно спонтанной, с ходу выговоренной. Кажется, ему удалось создатьнужное впечатление, потому что Волкова благодарно улыбнулась.

– Спасибо, Сергей Кузьмич, я давно не слышала такихизысканных комплиментов. Да, вы правы, Юля кокетничала с Антоном, это понимал ион сам, и видели мы с Костей. Ну и что? Пусть девочка развлекается, мне в этойситуации ничто не угрожало.

– Почему? Вы так уверены в Антоне?

– Нет, я просто знаю жизнь. Если люди, не состоящие вбраке, не расходятся в течение долгих лет, хотя их не удерживают ни штампы впаспортах, ни дети, ни совместное имущество, это что-нибудь да значит, как высчитаете? Чтобы такие отношения распались, нужно что-то очень, очень серьезное,а не такая чепуха, как наша Юля.

– Вы хотите сказать, что давно знакомы с Кричевцом?

– Лет пятнадцать. Да, верно, пятнадцать лет. Когда мыпознакомились, я уже была разведена, а он вообще никогда не был женат. Мы обабыли свободны в выборе других партнеров, но тем не менее за эти годы ничто иникто между нами не встал. Так что делайте выводы.

– Вы не расстались, но и не поженились, –полувопросительно заметил Зарубин. – Можно спросить, почему?

– Не видели в этом необходимости, – коротко и чутьсуховато ответила Волкова. – Если бы я забеременела, то все, разумеется,было бы иначе. А так – зачем?

Ладно, мотив ревности со своей стороны Волкова, такимобразом, отрицает. Неизвестно, правда это или нет, она баба умная, ведет себяправильно, и прежде чем доверять ее словам, нужно еще много чего проверить. Аесли она лжет, то сейчас надо сменить тему, сделав вид, что удовлетворился ееответами и больше в этом направлении копать неинтересно.