Огромная работа для такого короткого срока, Коротков этопонимал. Кроме Зарубина и Доценко, этим занимались еще двое оперативников, ноотчета Афанасьев требовал именно у Михаила, поскольку тот был начальникомотделения.

– Ладно, – полковник сморщился, словно егозаставили выпить отвратительное на вкус лекарство, – с какой криминальнойгруппировкой связан этот думский деятель, вы выяснили?

– Так точно, – отрапортовал Доценко, – сгруппировкой Руслана Багаева.

– Я свяжусь с РУБОПом, чтобы вам дали сведения на всехбоевиков Багаева, – деловито произнес Афанасьев.

– У нас есть, – подал голос Коротков. – Мы ихуже получили.

Станет он дожидаться, пока руководители созвонятся! У Юры смосковским РУБОПом давние дружеские связи, так что требуемую информацию онполучил минут за пять до начала совещания у начальника. Теперь следуетпроверить каждого из багаевских ребят на причастность к убийству актрисыХалиповой. Во мороки-то! Хорошо, если Афоня власть употребит, сходит круководству и попросит, чтобы РУБОП официально подключили к работе по убийству,тогда рубоповские оперативники возьмут на себя часть работы. Но Афоня человексложный, вряд ли будет просить подмогу, чтобы потом успехом не делиться. Есть унего такой пунктик… Не зря Каменская его не любит, для Вячеслава Михайловича напервом месте не интересы дела, а его собственная репутация. Если говоритьточнее, его собственные амбиции.

Уже половина одиннадцатого вечера, и полковник навернякасейчас даст указание к утренней оперативке принести первые результаты погруппировке Багаева. Две тысячи второй год уж заканчивается, а живем как приСталине, с ночными посиделками и немыслимыми сроками. Ладно, пусть сыщик недолжен жить, только работать, но спать-то ему можно хоть когда-нибудь?!

* * *

Неприятная правда, открывшаяся Риттеру при посещениимастерской жены, так и сидела в нем ни с кем не разделенной болью. Матери он несказал ни слова и с сестры взял обещание молчать.

– Нине не говори. И не вздумай Ларку предупредить, чтоя все знаю.

– Разве ты не собираешься ничего выяснять? –удивилась тогда Анита. – Не будешь говорить с Ларисой?

– Пока нет. Я должен подумать, – ответил Валерий.

Ну в самом деле, какой прок выяснять отношения с Ларой? Чтоон может ей сказать? Спросить, правда ли, что она интересуется женщинами? Такон и сам убедился, что это правда. Теперь ему стало понятно, почему жена навсем протяжении их супружества не проявляла особого интереса к сексу. Досвадьбы все было совсем по-другому, Ларка казалась ему горячей, изобретательнойи ненасытной, а почти сразу после регистрации, примерно месяца черезполтора-два, словно остыла, на его предложения откликалась далеко не всегда, ауж о том, чтобы самой проявить инициативу, и речи не было. Риттер про себяудивлялся, но при этом понимал, что так оно и лучше, недаром врачи уже давноговорят о «синдроме бизнесмена»: постоянное напряжение и частые стрессызачастую не позволяют им быть половыми гигантами. Чаша сия и его не миновала,так что сексуальная неактивность жены Валерия вполне устраивала.

Что еще он может ей сказать, о чем еще спросить? Заявить,что не собирается жить с лесбиянкой, выгнать ее и подать на развод? Оченькрасиво: оставить не приспособленную к жизни наркоманку без поддержки и безсредств к существованию. Развестись, но продолжать ей помогать? Тогда какойсмысл в разводе?

А может быть, ее связи с женщинами – это не зов плоти, апопытка встряхнуть себя новыми необычными ощущениями и переживаниями в надежде,что они дадут новый толчок творчеству? Ларке кажется, что она бездарна и пишетплохо, и она ищет все возможные пути сделать свои полотна более страстными, наполненнымичувствами. И если все так, то только его, Валерия, вина в том, что жена до сихпор не поверила в свой талант. Он мало старается, он не делает все необходимое,он что-то упускает, и все усилия по ее раскрутке не дают желаемого результата.А ведь она по-настоящему талантлива, уж ему ли, выросшему в семье художника,этого не понимать! Во всем, что происходит с Ларисой, виноват он сам, и незачемустраивать ей сцены и требовать объяснений. Факт налицо, и этого достаточно.Тем более сейчас имеет место быть очередной период «этого», так что всеобъяснения и выяснения заранее обречены на провал.

– Валерий Станиславович, – голос секретаря вывелего из задумчивости, – пришла ваша жена.

– Да, конечно, – невнятно пробормотал Риттер и тутже встряхнулся и взял себя в руки. – Пусть войдет.

И это тоже было обычным в период поглощения таблеток. Ларисани с того ни с сего являлась к нему в офис, заявляла, что жутко голодна, итребовала, чтобы муж немедленно все бросил и вел ее в ближайший ресторан.Иногда он не мог отлучиться, и тогда еду из ресторана приносили прямо ему вкабинет. Лариса ела жадно и быстро, после чего немедленно засыпала здесь же, вкресле, свернувшись калачиком. В таких случаях Риттер объяснял секретарю, чтоего жена работала всю ночь напролет (хотя на самом деле уже несколько дней дажене прикасалась к кистям и краскам), забывая поесть и отдохнуть, страшнооголодала и устала, и вот… Все с пониманием относились к причудамхудожественной натуры жены босса, и никто ничего плохого до сих пор не заподозрил.Тем более спала молодая женщина крепко, и ее присутствие в кабинете шефа работефирмы не мешало, можно было заходить и решать вопросы, даже не понижая голоса.Единственное ограничение состояло в том, что Риттер не мог никуда уехать, покаЛара не проснется, но с этим он как-то справлялся. Ни за что не хотел бы он,чтобы в его отсутствие жена проснулась и вступила в неконтролируемый контакт скем-то из его сотрудников. Ее неадекватность тут же будет замечена, сначалапоползут слухи, за ними последуют вопросы, почему он ничего не предпринимает ине занимается лечением Ларисы. Ответ на этот вопрос знают только мать и сестраАнита, больше ни с кем Риттер проблему обсуждать не собирался.

Жена ворвалась в кабинет – как на крыльях влетела. На лицеулыбка, а глаза какие-то мертвые, ни мысли в них, ни нормального человеческогочувства. Одна тупая, как казалось Риттеру – животная, готовность радоватьсявсему подряд и всех подряд любить.

– Ой, Лерочка, золотиночка моя, – защебетала онапрямо с порога, стаскивая мокрую от дождя куртку, – я так есть хочу –прямо не могу! А на улице такой дождь, это что-то невозможное! Ты меняпокормишь, Лерусик? Только здесь, ладно? Я вся вымокла. У тебя перед офисомтакое скопище машин, паркануться негде, пришлось ставить тачку далеко, покадобежала – промокла до нитки. Скажи там, пусть куртку повесят куда-нибудь.

Она держала мокрую куртку в руках, брезгливо отстранив ее отсебя, как грязную тряпку. Повесить ее в кабинете было негде, и «скажи там»подразумевало, что Риттеру нужно или вызвать секретаря, или самому отнестиодежду в приемную и повесить в шкаф. Вызывать секретаря он не стал, ему претилибарские замашки матери, и сам он умышленно старался не делать ничего, чтопоходило бы на них. Взяв из рук Ларисы куртку, Валерий вышел из кабинета.Вернувшись, он застал жену на своем месте, за столом. Она вертелась вкрутящемся кресле, одновременно держа в руках трубку и набирая чей-то номертелефона. Собралась «чирикать» прямо у него в кабинете? О господи, за что емувсе это?