– Там что у вас?

Анжела смотрит непонимающе, Есеня одергивает его взглядом.

– Враги у всех есть… Но так, чтоб убить… – Андрей произносит фразы медленно и тихо.

– Богато живете… – Меглин озирается по сторонам.

– Намекаете, нас за это ненавидят? Вряд ли. Отец делился. Благотворительность, кружки спортивные, день города – все на его деньги, он весь Аркадьевск кормил.

– Святой был человек, всего себя отдавал… – Анжела вытирает слезы.

– А чего боитесь тогда?

– А с чего вы взяли, что мы боимся?

– Я четверых срисовал. С оружием. Двое во дворе, двое в машине на улице. А их, наверное, еще больше, да?.. Под каждым под кустом?..

Повисает пауза. Андрей пристально смотрит на Меглина. Встает.

– Идемте.

Из дома видно, как на детской площадке играет ребенок. Андрей выходит из дома, и все идут за ним.

– Я сначала не обратил внимания. У него довольно богатая фантазия.

Ваня на детской площадке увлеченно рисует что-то на листке бумаги. Вокруг уже много готовых рисунков. Андрей присаживается возле сына.

– Ваня… Можно, мы покажем твои рисунки?

Ваня поднимает глаза на Есеню. Разворачивает рисунок. Палки – ряды деревьев. И из-за одной торчит фигура в капюшоне с бородой. Есеня проходит вокруг ребенка, разглядывая остальные рисунки – везде одно и то же, только деревья, за которыми фигура, разные.

– Ваня. Кто это?

– Монстр. Он следит за мной.

Ваня махнул рукой на лес за забором.

– Оттуда.

– А когда ты его видел?

– Вчера. И в воскресенье еще…

– Утром мне Жаров позвонил. Рассказал, как убийца выглядел. Капюшон. И роста высокого. Хотел полицейских прислать, но я своими силами обошелся.

– А он вам всегда докладывает?

– А здесь город маленький, по-другому никак. Все друг друга знают, все друг за дружку держатся. Они дружили с отцом. Естественно, он нас держит в курсе.

Меглин садится рядом с мальчиком.

– Тебе сколько лет?

– Семь.

– Ровесники. Плюс-минус.

С завистью смотрит на велосипед мальчика, брошенный тут же.

– Клевый. У меня такого не было.

– Мне папа подарил.

– А мама твоя где?

– Умерла.

– Прости…

– Я ее не помню. Я маленький был. Только родился.

– Извините, вас можно попросить?.. – Андрей обращается к Меглину.

Меглин поднимается.

– О чем?

– Не говорить без меня с ребенком.

Меглин пожимает плечами и, чуть пошатываясь, с приоткрытым ртом, проходит мимо них.

– Вашему напарнику явно нужен отдых. На чем он у вас? Психотропы? Опиаты?

Есеня оборачивается – Меглин в дверях дома, его бьет озноб, он прислонился к косяку двери.

– А вы врач?

– Не по профессии. По жизни. У мамы депрессия. Много лет. Поневоле научишься разбираться. А вы надолго к нам?

– Как сложится.

– После Москвы здесь, конечно, скучно. Но я могу пару мест показать.

– Не думаю, что я здесь соскучусь.

– Передумаете – звоните.

Он улыбается, но по щеке его сбегает слеза.

– Вы плачете?

– Простите… Должен был предупредить. Слезные железы. Нарушен отток, это болезнь. Я все время плачу.

Вернувшись вечером в гостиницу, Меглин и Есеня остаются в номере. Он – злой. Она стоит перед ним, готовая защищать свой дорожный чемодан, что лежит сзади на кровати.

– Дай…

– Потом.

– Когда?

– Когда ты мне что-нибудь дашь! Он там, он охотится, мы должны найти его!

– Что я тебе дам? Беда у меня. С кукушкой. Тебе Бергич не говорил? Ну, дай! Две беленьких, одна розовенькая… Миленькая! Ну, что ж ты за сука-то такая?!

– Прости. Ты мне нужен…

Он готов ударить ее и выходит из номера, чтобы этого не сделать, хлопнув дверью. Он медленно сползает по стене на ковер у номера. К нему возвращается мальчик.

– Не дала? – мальчик смотрит на него с сочувствием.

Меглин качает головой. Мальчик вздыхает.

– Почему такая несправедливость? То, что тебе нужно, – всегда у других. Велик его видел? Знаешь, сколько стоит? И главное, на фига он ему? Пацану семь лет, он на нем тупо не сможет. – Мальчик с досадой вздыхает.

– Семь… Ты сказал – семь? – Меглин, кажется, поймал верную мысль.

– Это не я сказал – он, ты же сам слышал!..

– Семь!.. Точно – семь!.. – поднимается, идет в номер.

Есеня смотрит на Меглина почти испуганно, когда он начинает повторять, почти крича, цифру семь.

– Да что семь-то?

– А ты не видишь? Здесь везде семь! Семь смертных грехов! Семь Симеонов! Портвейн три семерки, топоры, не понимаешь?.. Мама у него – семь лет назад умерла!..

До Есени доходит. Меглин лихорадочно кивает – она ухватила.

– А мэр сказал – семь лет в городе без преступлений.

– Три семерки. Понимаешь?..

– Нет, но… да.

– Тогда дай уже!

Есеня, вздрогнув, достает из чемодана футляр с таблетками. Но тут звонит ее телефон.

– Да…

На том конце провода громкая связь. Жаров обеспокоенным голосом быстро тараторит в трубку:

– Есеня Андреевна, добрый день. Вы просили сразу, если что… Так вот – результаты экспертизы прислали… Все шестеро. Судя по характеру ранений. Убиты из обреза охотничьего ружья. Выстрелами в лицо.

– Я поняла. Пришлите мне копию…

– Нет, тут… дело серьезней. Лучше вам все-таки приехать… И этого… напарника вашего возьмите с собой, тут для него задачка.

Есеня отключает телефон – и успевает схватить Меглина за руку с таблетками.

– Потом.

Глаза Меглина вдруг в ужасе распахиваются, он что-то видит за ее спиной:

– Кто это?!

– Где?

Она оборачивается, отпустив его руку, он забрасывает в рот таблетки, а когда она снова смотрит на него – демонстрирует ей открытый рот.

– Ну, ты и…

– Поехали.

Они выходят из отеля и садятся в фургон, Есеня нажимает на газ. По вечернему часу в конторе уже никого, кроме Жарова и Грачева.