– Ради науки… почему бы и нет? – Залпом выпивает шот и со стуком ставит на стол рюмку.

По дороге домой он звонит жене по скайпу. Он едет в машине и снимает себя.

– А кто с Верой?

– Старший советник юстиции Стеклов Андрей Сергеевич.

Есеня смеется.

– В нем такой дед включился, он будто всю жизнь этого ждал.

– Знаешь, что он мне сказал? Он жалеет, что не видел, как ты росла. Видимо, компенсирует.

– Мне бы он этого никогда не сказал.

– Давай там развязывай уже и приезжай. Мы скучаем.

Есеня целует воздух. Требовательный стук в дверь.

– Сейчас!..

Отключив скайп, она открывает дверь. На нее валится пьяный мокрый Меглин, она морщится от запаха.

– Ты где был?..

– Слышь… заплати ей…

В его руке бутылка вина, за плечом – Ляля. Есеня смотрит на него, оценивая пределы наглости.

– Ты серьезно?

– А что я, не человек? Каждый хочет любви. И солдат. И моряк.

– Сколько?..

Ляля сама забирает купюры из бумажника. Они уходят. Меглин бросает через плечо.

– Тоже заходи…

– Зачем?

– Тройничок замутим!..

Есеня зло хлопает дверью. Не может найти себе места из-за раздражения, но что-то зацепило ее. Меглин впускает Есеню в номер. Темно, свет только от слабого ночника. Меглин серьезен и сосредоточен. На кровати, в свете лампы, сидит Ляля. Есеня подходит к ней, опускается на колено. Смотрит. Узнает.

– Лариса?..

– А теперь ей расскажи, милая… То же, что и мне.

Ляля смотрит на нее с сомнением.

– Ей можно. Она наша. – Меглину она верит.

– Я его видела…

– Кого?

– Папу…

Есеня мягко подталкивает Лялю.

– Расскажи. Не бойся.

– Ты за меня впишешься, да? Защитишь? Если что. Жить здесь останешься?.. Да пофиг, я не боюсь, чего мне терять-то…

– Где ты его видела?

– У Пасюков. Рядом с домом.

– Когда?

– Сегодня. А раньше – на дороге, он мимо проезжал. В день, когда их постреляли всех…

– И вчера. Он, когда мимо проезжал, скорость сбрасывал. На меня смотрел.

– Ты уверена?

Ляля смотрит на нее, смеется.

– А то я отца не узнаю!

– Он же умер…

– Знаешь, я так и подумала. Когда его увидела. Он живым не выглядит. Совсем. Хотя мы тоже. Не живые.

– Почему полиции не рассказала?

Ляля смеется.

– Что я, дура, ментам рассказывать?

– А почему с нами разоткровенничалась?

– Нравишься ты мне. Глаза чистые… За деньги, конечно! Ты мне еще дашь. Я видела, у тебя много.

Есеня отдает ей часть денег, Меглин не глядя забирает кошелек и вываливает все. Есеня видит на ее руках точки от уколов и полосы заживших шрамов, след неудавшегося самоубийства.

– А что ты делала? У Пасюков? Рядом с домом?

Вопрос выводит Лялю из себя. Она срывается:

– Не твое дело!.. Мимо шла!.. Чего тебе еще надо?..

Меглин обнимает ее, гася истерику.

– Все, милая… Все. Все.

Жестом показывает Есене на бутылку – налей. Подает Ляле. Достает из кармана свои таблетки. Она смотрит вопросительно.

– Боли не будет.

Она выпивает таблетки. Запивает вином и затихает в его объятиях. Меглин укладывает ее на кровать. Снимает туфли. Укрывает. Он садится на кровать. Есеня стоит рядом, сложив руки на груди.

– Ты ее руки видел?

– Хорошие руки. Красивые.

– Она наркоманка. И сумасшедшая. Можем мы ей верить? Мало ли, что ей там почудилось.

– Кому верить, как не им? Тем, кто на дне. Наркоманам. Нищим. Им терять нечего. Врать незачем.

– Так мы что теперь, охотники за привидениями?

– Ну. Если человек мертв, согласно документам. И не мертв, согласно всему остальному. Значит. С документами беда.

Он дергается, хватается рукой за голову. Вторую торопливо и требовательно протягивает Есене. Она ищет таблетки в сумке и дает ему выпить. Он торопливо глотает таблетки, пока она несет воду из ванной, запивает и, скрутившись эмбрионом, падает в одежде на кровать. Тело бьет судорога, стонет от боли. Есеня ложится рядом. Меглин погружается в лихорадочный сон. Приблизившись друг к другу во сне, она кладет руку ему на грудь. Меглину снится, как Есеня склонилась над ним с ножом в руке. Тело Меглина выгибается – как от удара током.

– Что? – Есеня обеспокоенно просыпается.

Меглину не сразу удается стряхнуть с себя кошмар.

– Ничего… Все хорошо…

Но в глазах появился новый огонь.

Этим утром плешивое поле, в котором угадываются остовы домов, растянулось на долгие километры. Над горизонтом еле видно поднимается желтое солнце. В поле стоят двое – Женя и Стеклов. Стеклов хмуро смотрит по сторонам. На зятя. Под мышкой у Жени – тоненькая папка.

– Что-то смысла в этой «экскурсии» не улавливаю.

– Помните наш уговор? Защитить наших девочек?

– Допустим?

– Знаете, где мы сейчас?

Стеклов смотрит на Женю. Тот протягивает ему папку.

– Личное дело Меглина. Тут не густо. Но все – интересное. Не явно. А между строк.

– Это как?

– Например, прописан он здесь. В этом самом месте. В деревне, которой уже не было, когда он появился на свет.

Стеклов листает папку. Оглядывается по сторонам. Оценивает.

– Вы знали, что после смерти родителей его не в милиции оставили, а в психушку увезли? На месяц? Почему? Что за тайны?

Он поднимает на Женю напряженный взгляд. Женя забирает у него папку.

– Это фейк. Дело составили – на отвали. Чтоб было. Но где-то ведь и настоящее есть. Мне выше не прыгнуть. Не мой уровень. А вот вам, может быть, удастся что-то выяснить.

– Почему думаешь, что это важно?

– Может, и не важно. А может, и важно. Кто знает? Моя жена с ним работает. Ваша дочь. Мы имеем право знать.

Стеклов, помедлив, кивает.

Самарин кладет перед Есеней пачку салфеток.

– Кровь.

Есеня смотрит на салфетки перед собой. Капелька крови катится по виску. Есеня поднимает взгляд на Самарина.