Он приоткрывает плащ так, чтоб ей видна была фляжка во внутреннем кармане. Подмигивает, Ляля улыбается, пригубливает чай, но одергивает себя, ставит стаканчик на стол.

– Мне нельзя сейчас.

Меглин смотрит удивленно, но от вопроса удерживается.

– Я вот про что хотел спросить… Отец твой любил тебя?

Ляля надолго задумывается.

– Любил… Он меня один растил. Когда мама умерла.

– Бил тебя?

– Нет, ты что… До той ночи… Пальцем не трогал.

Подходит Есеня, садится рядом.

– Семь лет назад? Что тогда случилось? Расскажи.

Ляля кривит лицо, ей не хочется возвращаться воспоминаниями в этот год.

– Я не помню ничего. Что помнила – выжгли…

– А что осталось?

– Как… во сне. За Андреем замужем была. Родила ему Ванечку. И тоска взяла. С Виталиком от скуки связалась. Просто… чтоб хоть что-то нормальное… Лицо человека скрыто капюшоном, темнота. Он замахивается обрезом – и… Удар.

Ляля замолчала, погрузившись памятью в ту ночь.

– Потеряла сознание… Дальше ничего не помню…

Она врет, потому что вспоминает, как ее за волосы тащат от машины по траве, бросают на землю, она поднимает голову и видит, как человек в капюшоне, стоя спиной к ней, поднял руку, и в ней был обрез, и раздался выстрел, и Ляля дико, истошно закричала – нет! – когда разлетелась красным голова ее любовника. И только после этого она потеряла сознание.

– Это был твой отец?

Ляля кивает, глядя в пол.

– Я не видела, как его взяли. Пришла в себя уже потом. Когда за ним приехали.

Ляля заканчивает рассказ:

– Больше не видела его. После этого… мне плохо было. В больницу положили, в психиатрическую. Я там… год, что ли, лежала…

– Пять с половиной.

Ляля смеется, пожимает плечами.

– Кололи. Время быстро шло. Весело. А когда вышла…

Пожимает плечами, дальнейшее, мол, очевидно.

– Там, в лесу, это был он. Не знаю там, что ваши эксперты говорят, но он жив, и он хотел меня убить… Когда меня уже выпустят отсюда?

– Если все так, как ты сказала, я бы не торопилась.

– Почему? Я же не виновата. Я ничего не сделала… – Девушка плачет.

– Пока тебе безопасней здесь.

– Нет. Обо мне Андрей позаботится, он мне обещал.

– Андрей Пасюк?

Ляля вдруг улыбается, широко, по-детски.

– Он мне с Ваней встретиться даст.

У Есени звонит телефон. Она смотрит на дисплей, отходит.

– Да…

Худому явно не по себе от информации, которой приходится поделиться с Есеней.

– В общем,… ты была права. В могиле не Карякин.

Жаров и Грачев удачно разыгрывают недоверие.

– Да ладно… Да ну на хрен!..

– Вместо него в тюремном лазарете оформили другого, сейчас разбираются, как это получилось. Карякин присвоил личность освобожденного по актировке. И так вышел на свободу. Он вернулся, чтобы мстить.

Жаров и Грачев выглядят потрясенными.

– Ну спасибо вам. От всей души. От всех жителей наших – земной поклон. Вот что значит – профи!

Жаров смотрит через стекло на дремлющего на трех составленных в ряд стульях Меглина в коридоре.

– Ну что. Дело раскрыто.

– Вопросов много осталось.

– Вот поймаем и все спросим. Главное – сделано. Я вам напишу потом, если хотите. Или позвоню. Всех подключу. Каждый камень перевернем, но найдем урода!

– Обратно – тоже своим ходом?

– Да.

– Ну вы хоть поешьте на дорогу. Давайте мы баки вам заправим. Хоть как-то мы должны вас отблагодарить!

– Спасибо, не надо. Мы не приглашенные артисты, чтобы гонорары получать.

Фургон едет по улицам Аркадьевска, мимо главной площади. Следом за фургоном на достаточном расстоянии в переулок сворачивает дешевая иномарка

Меглин снова видит мальчика в фургоне.

– Крутой, да?.. Дело раскрыл…

Уловив издевку в его голосе, Меглин смотрит на него настороженно. На всякий случай показывает неприличный жест.

– Фу, как некрасиво. А еще взрослый. Себе покажи.

– Почему?

– Потому что не крутой ты, а дурак. Чучело соломенное.

– За языком следи. А ты за мыслями моими, у тебя со своими напряженка, по ходу. За окно смотрим. Что видим?

Меглин выглядывает. Народ стекается на главную площадь, где готовятся к празднику. Меглин снова смотрит на мальчика, пожимает плечами. Мальчик качает головой, удивляясь его тупости.

– Перец этот, главный! День города то, день города се, сто лет готовились!

– А нас остаться не позвал…

– Сечешь теперь? Опять в окно!

Меглин снова смотрит – и замечает иномарку, едущую за ними. И дергается в сторону Есени:

– Останови!

– Зачем?

– Останови!!

Есеня тормозит, выходит из машины и открывает кузов.

– Идем спокойно, без резких движений…

В следующую секунду Меглин бросается из фургона и бежит прочь, кричит на ходу:

– Ага!

Есеня поверить не может, что попалась так просто. Меглин забегает за угол – тут привстала у обочины следящая за ними иномарка. Меглин – не задумываясь, не останавливаясь – ударом «с ноги» сшибает водительское зеркальце.

– Ты что делаешь?!

Бежит к нему. Меглин хватает камень с земли и бьет по лобовому стеклу машины. Двери открываются, из машины выходят взбешенные парни, но один, главный, останавливает остальных, подняв руки.

– Все, все, тихо! Уведи его…

Меглин смеется, коротко, хищно, возвращается к машине.

– Ты что творишь?!

– А чего, все же нормально. Никто не пострадал.

Есеня ловит его мысль.

– Они убить тебя должны были, по идее.

– Переживают! Следят, родимые!

– Кто следит?

– Хозяева! За нами…

– Жаров? Мэр? Зачем?

Меглин раскачивается из стороны в сторону, не в состоянии ясно выразить мысль.

– Репетиции прогуляли. В ногу не шагаем!

Есеня смотрит на него, пытаясь понять, что он говорит. Он хватает ее за локоть, дергает к фургону так, чтобы их не могли видеть, шепчет горячо:

– Мы сделали, что им нужно было. Как мавры, понимаешь?