Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она привычно осмотрела машинку, поменяла шпульку и заправила белую шелковую нитку, качнула ногой доску – машинка застучала ходко.
– Монастырское что-то шьете, да? – спросила с любопытством сестра больной – О, да у вас все по выкройкам… Ризы, да? Белые ризы?
– Нет, это не ризы.
– Ой, да у вас тут кружева… Ох, на подвенечное платье похоже.
– Это и есть подвенечное платье, – ответила сестра Инна и начала строчить на машинке.
– Красивая ткань, это кому же такое?
– Монастырь берет заказы на шитье, – ответила сестра Инна.
– А вы, я смотрю, не только за больными ухаживать, но и шить мастерица.
– Меня мать учила.
– Мать настоятельница?
– Нет, – сестра Инна покачала головой в черном полуапостольнике послушницы, – моя мать, мама.
Сестра больной села на диван возле швейной машинки.
– А, понятно, то-то я гляжу… Она вас навещает в монастыре?
– Нет.
– Вы такая молодая. – Сестра больной покачала седой головой. – Вы уж не обижайтесь на меня, на старуху любопытную, но вы ведь такая молодая. И это тяжело должно быть – вот так от мира насовсем отречься, в монастырь себя упечь. Без родителей, без друзей. Тяжело, наверное, очень.
– Нет, не очень, – сестра Инна низко нагнулась над швейной машинкой.
Она шила самозабвенно.
Подвенечное платье…
Должно получиться очень, очень красивым. Она уж постарается.
В памяти всплыло видение – то, другое свадебное, подвенечное платье. Кирилл… он берет ее за руку. Их венчание в соборе, огоньки свечей.
Все чинно, да, очень чинно, как и должно быть.
А потом ее собственное подвенечное платье аккуратно висит на плечиках на шкафу. Она только что сняла его. За окном темно.
Ее муж… да, теперь Кирилл ее муж… он в душевой кабине – там шумит вода. И он что-то долго не идет в спальню. Хотя она давно уже легла в их брачную постель.
В старой швейной машинке что-то заело.
Сестра Инна начала терпеливо распутывать скомканные иглой нитки – так не пойдет, строчка должна быть ровной. Это ведь другое подвенечное платье. И оно должно выйти просто идеальным.
Больная за стеной слабо застонала – ее престарелая сестра пошла ее проведать, но сразу же вернулась: ничего, мол, все как обычно.
Сестра Инна дежурила в своем послушании в этой квартире, насквозь пропитанной болезнью и смертью, что уже не за горами.
Она строчила на швейной машинке, надеясь, что, возможно, сегодня она дошьет это чудесное рукоделье до конца.
На следующее утро Катя после аврала и организационного триумфа прошедших суток вообще не ожидала какой-то активной следственно-оперативной деятельности. Так всегда вроде – за авралом следует краткое затишье.
Однако у Андрея Страшилина имелось свое представление о том, как должны строиться следствие и розыск. Все, что можно сделать сегодня, – надо делать только сегодня.
Катя не успела еще дописать коротенький очерк об ограблении магазина в Подольске для криминальной хроники интернет-портала, как Страшилин снова появился в ее кабинете.
Катя заметила: он никогда ей не звонил, да и в дверь не стучал. Просто возникал на пороге, закрывая своим квадратным торсом весь проем.
– Елена Уфимцева есть в базе данных Петровки, – сообщил он, не утруждая себя восклицанием «Доброе утро!».
– Как вы и предполагали – наркотики? Она наркоманка?
– Нет, не наркотики. – Страшилин прошел к окну и оседлал стул, повернув его спинкой к Кате. – Интересный расклад там. Только давний. Отказной материал на возбуждение уголовного дела восьмилетней давности.
Катя сразу же закрыла свой ноутбук с недописанной статьей. Что еще за интересный расклад? Что Страшилин накопал за вчерашний вечер по базам оперативных данных?
– Значит, если коротко, а там в информации по отказному только коротко, и никак иначе, то произошло вот что: шестнадцатилетняя школьница Елена Уфимцева проживала вместе со своим родным дедом Ильей Уфимцевым в квартире на Трубной площади – той самой. Дед занимался воспитанием внучки, так как отец ее вместе со своей новой семьей постоянно находился за границей, а мать девочки умерла. И вот шестнадцатилетняя девица рассказала в школе одной из учительниц, что дед дома не дает ей прохода, пристает. В школе у нее уже имелись прогулы, она плохо училась, испытывала большие проблемы из-за пропусков занятий. И в школе сразу обратились в ОВД. Девица и там сначала подтвердила свои обвинения к деду насчет сексуальных домогательств. Уфимцева вызвали, он все отрицал. Разгорелся невообразимый скандал. А потом Елена призналась следователю, что просто оговорила деда, потому что он не одобрял ее образ жизни – она, мол, с парнями встречалась, поздно приходила домой, гуляла, а он устраивал ей выволочки, воспитывал. В общем, таким способом она попыталась ему отомстить. Петровка провела проверку, данные о сексуальных домогательствах не подтвердились. В возбуждении уголовного дела на Уфимцева отказали.
– И? – спросила Катя. – И что произошло дальше?
– Я оперирую лишь сведениями базы данных – там справка об отказном.
– Скандал в семье, и какой еще. Только сейчас – мы же с вами видели ее там, в квартире. Не похожа она на гуляку.
– Восемь лет – немалый срок. Но что, если предположить…
– Что предположить?
– Что не оговорила она дедулю тогда. Было у них там что-то между собой такое. Старые грехи, – Страшилин раздумывал вслух, – сексуальные домогательства к девочке, к внучке родной… И соотнести все это с нашими фактами – с теми стихами пророка Иезекииля, с посещением Уфимцева монашками.
– Вы опять пытаетесь выстроить версию, что Уфимцев приставал к кому-то из них.
– Самая простая версия – начал приставать, а монашка его по голове лампой.
– Андрей Аркадьевич, вы вспомните Елену Уфимцеву – ей всего за двадцать сейчас, она сама похожа на затворницу, на узницу. И бойфренда в квартире и в помине нет – никаких намеков, никаких мужских вещей, – сказала Катя. – Она вся зажатая какая-то, жалкая.
– Однако в тот самый вечер, когда деда убили, ее черти куда-то из дома понесли, судя по всему, в направлении станции метро, откуда автобусы в их поселок ходят. Ладно, разбираться надо во всем этом детально. – Страшилин встал со стула и повернулся к окну. – Там, в справке по отказному, еще кое-что весьма интересное значится.
– Что?
– И тогда Уфимцев уже в пенсионерах числился, но указано там прошлое место его работы и должность, какую он занимал в восьмидесятых годах, – завотделом административных органов ЦК КПСС по кадровой работе. А это ранг министра, – сказал Страшилин. – Давно все это уже быльем поросло, однако пост в те времена был более чем солидный, насколько я понимаю. Теперь ясно, откуда это все – квартира такая на Трубной, карьера дипломатическая для сынка, средства, этот вот коттедж в элитном поселке. Все еще с тех былых времен. Нам надо найти кого-то, кто мог бы нас просветить насчет прошлого Уфимцева и его войны с внучкой, окончившейся оговором и клеветой, если то, конечно, была клевета, а не правда. Семьдесят семь лет старику – его ровесники – партийцы-цековцы все поумирали небось.