– Нет, что ты, – смягчилась Лисонька. – Вовсе нет. Сердце унего давно было больное. Еще когда узнал про... – она запнулась, – проАлексееву погибель, то стал прихварывать, а тут и вовсе... – Она вновьзапнулась, нахмурилась и принужденно продолжила: – Устал он, вот и... Не досвадьбы нам было. Мы с Павлом Александровичем и, конечно... то есть, я хочусказать, вообще все очень встревожились. Дело шло о жизни и смерти, но теперь,благодарение богу, все позади!

Она перекрестилась, и Елизавета задумчиво последовала еепримеру. Она вспомнила ястребиный взор князя Михайлы Иваныча, его смуглое,красивое лицо, крепкое сложение – все черты сильного, бодрого, отнюдь нестарого еще человека: ведь ему было чуть за пятьдесят, – и не могла неудивиться внезапности хвори, так надолго свалившей дядюшку в постель. Нет,Лисонька явно что-то недоговаривала, но более всего озадачило Елизаветувыражение, с каким сестра смотрела на нее. Казалось, Лисонька старается большеузнать, нежели поведать.

Но о чем узнать? Нечистая совесть Елизаветы мигом поднялатревогу: а вдруг до Измайлова дошли слухи о краже неизвестным злоумышленникомзаписных книг из Успенской церкви? С помощью Вайды концы Елизаветиного прошлогоканули в воду, но, конечно, слухов и толков об сем странном ограблении (ниутварь церковную, ни золотые и серебряные оклады вор не тронул, как и ларчик смногочисленными пожертвованиями, забытый, как на грех, священником в алтаре)пресечь было невозможно...

Впрочем, тут же Елизавета сама над собою усмехнулась: какувязать ее имя с происшествием, случившимся более полугода назад?! Но совестьпродолжала мучить: возможно, до Измайлова докатилось эхо из Работок? Возможно,сыскались люди, знавшие прошлую связь графини Строиловой с разбойничьиматаманом?.. Нет, едва ли: о сем никому не было ведомо. Разве что сам Вольнойраспустил язык, но это на него не похоже. Хотя – что знает о нем Елизавета?Былые пылкие любовники сделались врагами, и разве можно тут в чем-торучаться?.. Пожалуй, вся беда и впрямь в нечистой совести, которая принуждаетвидеть в Лисоньке и ее поведении нечто подозрительное! Но тут она случайнопоймала озабоченный взор Татьяны, устремленный на княжну Измайлову, и поняла,что не ошиблась – здесь что-то нечисто! Но на душе стало чуть спокойнее: что бытам ни было, Татьяна непременно дознается.

Очень кстати появилась Агафья с известием об ужине: деньклонился к вечеру. Елизавета подхватила сестру под руку и повлекла ее в дом,постаравшись прогнать все свои сомнения. У нее гостья – дорогая, долгожданнаягостья!

Похоже, ее радость передалась и всему дому, ибо Елизавета немогла припомнить, когда еще так ослепительно сверкало столовое серебро, как вэтот вечер, так весело пыхтел самовар, так свежи были сливки, так разнообразнысоленья и варенья, так отменно вкусны кушанья, так услужливы и внимательныслуги. Лисонька тотчас пленила всю дворню своей веселой, безыскусной прелестью,и, вспомнив, как ее саму встретили поначалу в Любавинe, Елизавета тольковздохнула: она умела безо всякой зависти ценить преимущества других людей передсобою и восхищаться ими вполне искренне.

Закончив ужин, пошли смотреть дом. Тут уж Елизавете было чемгордиться! Все это время, как получила любавинскую усадьбу в свою полнуювласть, она исподволь оживляла безжизненно-пышную обстановку, покупая в городето картины, к которым пристрастилась еще в Италии, то красивую бронзу и фарфор,то новые книжки, и сейчас с удовольствием наблюдала за Лисонькиным восторгом:сестра, как никто другой, сумела оценить ее вкус, затраты, старания! «Ах, какчудесно, как чудесно было бы, живи она всегда рядом, чтобы мы могли видеться влюбое время!» – мелькнула мысль, но тут же и растаяла без следа, потому чтоЛисонька, вновь устремив на Елизавету все тот же испытующий пристальный взор,вдруг спросила вкрадчиво:

– Тоскуешь ли ты по своему мужу?

«Да! О да!» – чуть не вскрикнула Елизавета, но тут жесообразила, кого имеет в виду Лисонька: уж, конечно, не брата своего! А потомуответила, не заботясь, насколько грубо прозвучит сие признание:

– Нет. Нет! Наш брак свершился по принуждению и был для менястоль тягостен, что лишь по смерти Валерьяна я вздохнула свободно и пересталаопасаться за жизнь свою.

Лисонька сочувственно покачала головою:

– По принуждению? Но почему ты противилась? Тебе не по нравубыл граф или ты ощущала некое препятствие к свершению сего брака?

Сердце Елизаветы глухо стукнуло в горле. Опять показалось,что голос Лисоньки звучит как-то особенно, словно она знает что-то... Знает,каково было сие препятствие! Но этого никак не могло статься, а потомуЕлизавета нашла в себе силы отвечать спокойно:

– Препятствие заключалось в том, что ни я, ни муж мой нелюбили друг друга. Вдобавок была женщина, более достойная сделаться его женою,чем я. – Щелканье ножниц на миг отдалось в ее памяти погребальным звоном, иЕлизавета даже поежилась от сего воспоминания. – Я вдовею уже второй год,однако до сих пор мне мучительно вспоминать пору супружества.

– Да, да, прости, – задумчиво произнесла Лисонька, спреувеличенным вниманием следя за игрой закатных лучей на затейливомканделябре, изображавшем обнаженную женскую фигуру, воздевшую руки жестомотчаяния. – Ты не любила графа... Я понимаю, я понимаю! Но неужто твое сердцедо сих пор ожесточено, не заполнено новой любовью? – И глаза Лисоньки с такимвниманием приковались к лицу Елизаветы, что та враз поняла: вот он, тот вопрос,ради коего сестра приехала в Любавино. Вот что хотела она выведать!

Но зачем? Зачем? Зачем ей это нужно?!

Елизавета невидяще скользнула по сафьяновым, с позолотою,корешкам многочисленных книг, стройно выстроившихся в тяжелых, темного дерева,шкафах, словно искала у них помощи.

Да как смела Лисонька явиться сюда с этими расспросами?Пусть даже до нее дошли слухи о Вольном, о том, что к графине Строиловойхаживал в Нижнем любовник, – кому до сего есть дело?! Да и разве может хотькто-то, прежде всего благонравная, девственная невеста князя Румянцева, понять,как умеет изнурить женщину злая, темная сила одиночества, как искушает беспохоти, как яд похоти медленно травит и убивает голодную плоть... и как всесильнее алчет похоть по мере того, как ее питают? Тут даже праведник согрешит –да еще и благословит грехи свои! Ничего не зная о сестре, не понимая ее натуры,Лисонька смотрит на нее с осуждением (было ли, нет ли такое на самом деле,Елизавета, ослепленная вспышкою внезапной ярости, уже не могла бы сказатьнаверное, но ей чудилось, что это так) – а почему? За что?