— Тогда у меня предложение, — сказал Ян, — старейшины Братства хотят отправить меня и брата Златоуста в Польшу, чтобы встретиться с графом Рафаэлем Лешницким и заручиться его согласием принять наших беженцев в Лешно. Я предлагаю тебе, Ясем, сопровождать нас в этом путешествии.

У Ясема перехватило дыхание от волнения, и он еле выговорил слова:

— Что?.. Я?.. Сопровождать вас?..

— Да, я сказал именно это. Если, конечно, Мария позволит.

На глазах у Марии выступили слезы. Она сказала:

— Позволю ли я? Да я буду только счастлива! Каждая минута с вами это уже огромная школа жизни, мужества и любви!

Ясем вскочил и крепко обнял учителя.

— Конечно, я буду рядом с вами! Всегда! Всегда! Всегда!

Ян ответил:

— Хорошо. Тогда мне надо завтра с утра поговорить с архиепископом, чтобы получить его согласие. Также надо сообщить об этом его высочеству. Будем надеяться, что никто из них не откажет. Теперь же поздняя ночь. Я прощаюсь с вами и желаю хорошего отдыха.

После этого Ян направился к своему шалашу. Начинало светать, и Ян решил посмотреть на восход солнца с горы над Брандисом.

Ему вспомнилось, что так поднимались они с Магдаленой смотреть восход.

Поднявшись, Ян осмотрел огромный мир, который он неожиданно ощутил целиком и полностью в себе.

Это совершеннейшее, чудесное творение Бога! Сложное до бесконечности и одновременно простое…

Вот небо над ним, которое содержит в себе огонь, звезды. Облака так красиво висят в воздухе. Птицы летают под облаками. Рыбы плавают в воде. Земля имеет горы, леса, поля, животных и людей. Так полны своих обитателей четыре стихии, величайшие тела мира.

Какая непостижимая глубина в этой простоте.

Возможно, тот будущий учебник должен быть таким же, как природа — кратким, приятным, основательным. В нем все должно черпать основания из самой природы, где истинность подтверждается параллельными примерами из области механических наук. Это должно быть пособие простое и сложное одновременно…

Вот небо вращается и ходит вокруг земли, находящейся в середине. Солнце, где бы оно ни было, сияет вечно, хотя тучи скрывают его от нас, оно производит своими лучами свет, который создает день. Противоположен ему мрак, откуда ночь. Ночью сияет луна, и звезды мерцают, искрятся. Вечером бывают сумерки. Утром — заря и рассвет…

Как же назвать этот новый учебник?

8. Мир чувственных вещей в картинках

Я стоял завороженный. Ноги и руки затекли настолько, что было трудно двигаться. В руках я держал открытую книгу… Оказывается, это учебник — «Мир Чувственных Вещей В Картинках» 1635 года издания.

Тамара стояла рядом со мной, а профессор сидел перед нами в инвалидном кресле.

Весь этот рассказ, видимо, длился не один час, и время пролетело так, что я даже и не заметил.

— Почему вы так удивленно на меня смотрите? — спросил профессор, — да, я был частью той жизни. Я сам стоял на трибуне и помню наизусть, что я тогда говорил перед учеными педагогами.

Я возразил:

— Знаете, я удивлен не потому, что…

Однако он меня не дослушал и сказал:

— Я стоял и заявлял, что в философских и педагогических взглядах Коменского ясно проявилась свойственная его веку религиозность но, тем не менее, педагогика Коменского носит прогрессивный характер, если, конечно, мы сможем выяснить целый ряд вопросов о его гносеологической концепции с единственно правильных марксистских позиций. Но я был не один! Все сообщество было со мной единодушно! Мой коллега выступал и заявлял, что Коменский сидит на двух стульях. С одной стороны, в его мировоззрении есть религиозно — идеалистическая линия, но с другой стороны, он придерживается реалистически — материалистических взгля — дов…

В это время в библиотеку вошла секретарша профессора и сказала:

— Господин профессор, время принимать лекарства.

— Сначала доскажу, — резко оборвал он ее и продолжил очень раздраженно, — выходил третий и кричал, что Коменский не смог порвать с христианством, как господствовавшим мировоззрением феодальной эпохи. Эта линия его мировоззрения иногда находит свое выражение в мистических тенденциях, которые прослеживаются в его ранних произведениях. Например, в работе «Лабиринт мира и рай сердца», где он утверждает, что в поисках человеческого счастья вся надежда возлагается на полную отдачу себя Богу. Снисходительно говорили, что Коменского можно понять, ибо во времена классовой борьбы и резкого протеста против существующего прогнившего феодального строя, счастья на земле достичь вообще невозможно. Мы все ковырялись в каждой фразе великого христианского мыслителя, чтобы найти и доказать, что он сам сомневался в существовании Бога. Мы радостно цитировали его слова: «Ах, боже, боже, боже! Если ты существуешь, то смилуйся надо мной, несчастным», и провозглашали — вот вам факт! Тяжелая действительность классового угнетения довела этого глубоко верующего человека до того, что само существование Бога он взял под сомнение. Это, по существу, представляет собой отрицание чистой веры, что открывает путь реалистически — материалистическому пониманию мира примерно так же, как в дальнейшем это сделал Спиноза. Сейчас это бесит!

Секретарша, уже ничего не спрашивая, извинилась перед нами и покатила профессора к выходу, а он все не мог остановиться, обращаясь уже, скорее не к нам, а к себе:

— Да, говорили мы в один голос, Коменский не смог подняться до настоящей науки, не смог возвысится до марксистско-ленинского мышления и не смог порвать с протестантско-реформистским учением. И поэтому ясно, почему он не мог с научной последовательностью решить не только все основные вопросы мировоззрения, но и многие проблемы своего педагогического учения. Несмотря на все это, все соглашались, что если отбросить ошибочные религиозные воззрения, то Коменский, несомненно, является величайшим педагогом, и между собой мы даже говорили, что если бы он изучил бы Маркса, Энгельса и Ленина, то он достиг бы еще больших вершин в познании педагогики… Словоблудие!

Мы остались одни в библиотеке.

— Что будем делать? — спросила Тамара.