– Нельзя, правда, нельзя постоянно курить за твой счет. Для тебя это лекарство, а для меня – удовольствие в чистом виде.

Я пожала плечами.

– Но почему Индия? Откуда она это взяла?

– Ну, это я ей сказал, – помолчав, признался он. – Сказал, что если где-то и есть подлинная духовность, то наверняка в Индии. Что бог перебрался в Индию.

– И ты в это веришь? – бросила я машинально. Выпущенная мною струйка дыма образовала красивый шарик.

– Конечно, нет. Я просто хотел ее успокоить какой-нибудь доброй мыслью. Однако не учел, что она предпочитает действовать, а не размышлять. И вот Анна, одна-одинешенька, в возрасте семидесяти с лишним лет, отправилась в Индию, чтобы найти там монахиню для своего монастыря.

Я тут же представила себе сестру Анну в серой летней рясе, стоящую у мечети в Дели, среди гомона рикш, бездомных собак, священных коров, в пыли и грязи. Мне совершенно не было смешно, марихуана меня давно уже не веселила. Но Виктор хохотал.

– Она объехала множество монастырей, сотни километров в поисках послушниц, желающих перебраться в Европу. И ей удалось разыскать одну праведницу, Свати. Ты только подумай! Везти монахиню из Индии!!!

На следующий день у меня на столе лежали папки с личными делами детей – аккуратными, лаконичными и необычными. Мне требовались кое-какие данные, и я попросила Виктора предоставить мне такую информацию. Папки сразу показались мне странными, потому что вместо имен и фамилий на них были наклейки с символами: «Hl 1.2.2» или «JhC 1.1.2/JhC 1.1.1» и так далее. Я в изумлении смотрела на них – сведения явно не предназначены для моих глаз, Виктор принес их по ошибке. Я не понимала значения этих шифров. Помимо биологических параметров, там были геномические таблицы и графики, которые ничего мне не говорили. Я пыталась идентифицировать своих подопечных, но не могла ни с чем связать эти графики и таблицы – видимо, они описывали реальность на другом уровне, более абстрактном. Да уж, Виктор перепутал документы, это совсем не то, чего я ждала. Я хотела было отнести эти папки в его кабинет, но вдруг, подчинившись внезапному импульсу, вернулась и выписала диковинные шифры на поля старой газеты. Потом мне пришло в голову, что хорошо бы переписать также даты рождения детей. Кабинет Виктора был пуст, я положила папки на стол. Ветер в открытых окнах шевелил металлические планки жалюзи, и это напоминало хор цикад.

Утром следующего дня я получила по внутренней сети то, о чем просила – биографические данные и данные социально-бытовых обследований. Названия файлов включали имя и фамилию. Тьерри Б., родился 2.12.2000. Опекуны – швейцарцы, небольшой город. Он – педагог в школе, она – библиотекарь. Аллергик. Подробное описание исследований мозга, выявлена небольшая эпилепсия. Группа крови. Основные психологические тесты. Дневник, который вели приемные родители, подробный, но малоинтересный. Дислексия. Детальное описание ортодонтического аппарата. Образцы почерка. Фотография. Школьные сочинения. Обычный ребенок, постоянно и тщательно обследуемый врачами. Никакой информации о биологических родителях. Мири Ц., 21.03.2001 – то же самое. Точные таблицы веса и роста. Какая-то кожная болезнь – фотографии, диагнозы и так далее. Приемные родители: средний класс, мелкий предприниматель и художница. Детские рисунки. Множество ссылок на какие-то другие документы, старательно пронумерованных, классифицированных. Близнецы Жюль и Макс, дата рождения 9.09.2001. Из Баварии. Приемные родители: предприниматели, владельцы текстильного производства, высший средний класс. Упоминаются какие-то осложнения при родах, отсюда низкий показатель по шкале Апгар у обоих. У Жюля исключительный музыкальный слух, музыкальная школа. Макс в возрасте семи лет пережил несчастный случай – попал под машину, сложный перелом ноги, музыкальные способности средние.

Я машинально взглянула на свои вчерашние пометки на полях газеты и нашла дату рождения близнецов, рядом с которой были указаны два шифра: Fr 1.1.2 и Fr 1.1.1, теперь идентифицировать детей ничего не стоило.

Адриан Т., родился 29.05.2000, шифр – Jn 1.2.1. Из Лозанны. Приемные родители: служащие. Мальчик был не в ладах с законом. Социально-бытовое обследование. Полицейский рапорт. Речь шла о проникновении в бассейн, порче оборудования. Есть братья и сестры.

Эва Р., шифр Hl 1.1.1. Приемные родители развелись, когда ей было девять. Воспитывается матерью, учительницей. Прекрасно учится, играет в баскетбол. Интересуется кино. Пишет стихи. Музыкально одарена. Лечилась от юношеского ревматоидного артрита.

Я поспешно просматривала отчеты, удивленная их скрупулезностью, тем, что маленькие, насчитывавшие десяток с небольшим лет жизни исследовались в столь многих аспектах, словно этих детей готовили в шпионы, гении или революционеры.

Сестра Анна позволила мне сфотографировать Окси – каждую деталь его увековеченного в распаде тела. В городке, в магазине косметики, я напечатала фотографии и повесила над своим письменным столом. Теперь достаточно было поднять глаза, чтобы полюбоваться мастерством многих поколений монахинь, которые с детской доверчивостью осваивали каждый квадратный сантиметр трупа, пытаясь сокрыть ужас смерти. Пуговица. Кружево. Мережка. Декоративный шов, аппликация, помпончик, манжет, воротничок, кармашек, воротничок, складка, блестка, бусинка. Отчаянные свидетельства жизни.

В аптеке мне пришлось дожидаться своего лекарства несколько дней, так что я по своим каналам отыскала местного дилера и купила несколько доз. Марихуана оказалась крепкой, пришлось смешать ее с табаком. После химио-терапии боли почти исчезли, но остался страх перед ними, притаившимися где-то внутри, словно скрученные металлические пружины, готовые в любой миг распрямиться и разорвать тело на части. Когда я курила, они превращались в бумажный серпантин, а мир наполнялся знаками: далекие друг от друга предметы, казалось, посылали друг другу какие-то особые сообщения и сигналы, обнаруживали смыслы, входили во взаимоотношения. Все понимающе подмигивало друг другу. Это было очень питательное состояние мира, им можно наесться досыта. Я прошла две химиотерапии, перестала спать. Собственное тело мне не повиновалось: единственной сохранившейся в нем силой был страх. Врач сказал: от трех месяцев до трех лет. Я знала, что лучше чем-нибудь заняться, потому сюда и приехала; не только ради денег, хотя в моей ситуации они помогают продлить жизнь. Тестирование не требовало от меня идеального самочувствия. Я могла проводить обследование едва ли не на автомате.

Теперь каждое утро, пока дети были в школе, я вставала пораньше и отправлялась вниз, в монастырь. В какой-то из этих дней, в конце мая, я увидела сидящую в одиночестве на ограде стадиона Мири. Она сказала, что у нее месячные и она освобождена от гимнастики. Мне запомнилось, что она была одета во все синее – синие джинсы, синяя рубашка и синие кеды. Я не знала, что сказать. Просто подошла к ней.

– Вы выглядите печальной, – обратилась она ко мне немного вызывающе. – Все время, даже когда улыбаетесь.

Она поймала меня на месте преступления – во время одинокой прогулки я сняла с лица светскую маску уверенности в себе. Я смотрела на ее компактное, легкое, словно бы птичье тело, ловко соскочившее с ограды, – казалось, оно ничего не весит. Мири сказала, что ей уже хочется домой. Что она скучает по родителям и по собаке. Там у нее своя комната, а здесь приходится жить с Эвой. Ей всегда хотелось иметь брата или сестру, но теперь она видит, что другие люди ей мешают.