Входит врач.

Это снова Ангелика. Мы уже знаем всех врачей отделения по имени.

После короткого обсуждения погоды она просит нас присесть.

– Мы начали снижать дозу снотворного, – сообщает врач, – но будем делать это медленно и постепенно.

Афсанех энергично кивает головой, и я гадаю, понимает ли она всю серьезность происходящего. Думала ли она о том, что будет, если Надя не проснется. Потому что велик риск того, что наша чудесная неугомонная девочка превратится в овощ.

– На это могут уйти дни, – продолжает Анжелика. – И недели или месяцы могут пройти, прежде чем мы определим, в каком она состоянии. Только одно я могу сказать наверняка. Сегодня она не очнется. Ей нужно время.

– Мы знаем, – улыбается Афсанех. – Мы подождем. – Она замолкает, встречается со мной взглядом и продолжает: – Время – это все, что у нас осталось.

Когда я просыпаюсь, солнце уже высоко. Снизу доносится звон кастрюль.

Сажусь в кровати и обвожу взглядом комнату, не понимая, где нахожусь. Потом вспоминаю. Ракель. Белый дом с зелеными наличниками. Зомби-Юнас с бледной восковой кожей, с трубкой, торчащей из носа, как червяк, и странной конструкцией рядом с кроватью.

Это не сон.

Я действительно тут.

Трындец.

Но мое тело довольно. Ему тут сыто и тепло. За всю ночь оно ни разу не проснулось. Видно, что ему хорошо тут нежиться в мягкой постели. Телу плевать, что ради этого я вынужден нянчить инвалида за сто одиннадцать крон в час.

Тянусь за мобильным на зарядке на тумбочке. На автомате включаю его: проверять телефон для меня так же естественно, как пить или писать.

Половина девятого.

Эсэмэс от мамаши.

Она пишет, что любит меня и просит вернуться домой. От этих слов у меня тепло разливается внутри. Пальцы теребят браслетик с бусинками.

Мне хочется ответить сразу же, но вместо этого я открываю «Инстаграм». Александра выложила фотки с вечеринки. Губы бантиком, в руках бокал вина. Глаза огромные, а ресницы неестественно длинные и похожи на паучьи лапки. Взгляд томный и вызывающий.

Пятьдесят семь лайков.

Жанетт выложила фотку со стулом. Она сидит верхом на стуле в короткой юбке, задравшейся вверх и открывающей спортивные ноги. Если приглядеться, можно разглядеть край кружевных трусиков. Она широко улыбается напомаженным ртом, освещенная вспышкой камеры.

Двести одиннадцать лайков.

Чертова шлюха.

Тут я вспоминаю, что телефоном ни в коем случае нельзя пользоваться, и отключаю его.

Перед глазами встают бритая башка Игоря и впалые щеки Мальте, все в шрамах от угрей.

Встаю, выхожу в мини-гостиную и иду в ванную принять душ. После душа оборачиваю бедра полотенцем и иду обратно одеваться, но по пути меня отвлекает вид из окна в салоне.

Он просто восхитительный.

У меня просто нет слов, чтобы его описать. «Восхитительный» – одно из тех, которые часто можно услышать в маминой церкви, я стараюсь их не употреблять. Из принципа.

Потому что это слова Бога, а Он не хочет иметь с тобой ничего общего.

Море сверкает в лучах утреннего солнца, маяк четко вырисовывается на фоне ярко-голубого неба. Линия горизонта скрыта утренней дымкой.

И тут я вижу ее.

Ракель бежит вниз к воде по узкой деревянной лестнице. Длинные волосы распущены. Из одежды на ней только синий халат на несколько размеров больше.

Походка у нее легкая, танцующая. Она не бежит, она порхает.

Спустившись на мостки, подходит к самому краю. Достает мобильный и держит перед собой. Кажется, она делает снимок – сначала моря, а потом себя самой. Кладет мобильный в карман, скидывает халат и ныряет в воду.

И лишь через несколько секунд до меня доходит, что она без купальника.

Оглядываюсь по сторонам – проверяю, что никто не видит, как я подглядываю за Ракель.

Снова перевожу взгляд на море. Но морская гладь абсолютно спокойна. Ни следа Ракель. Только синий халат на мостках свидетельствует о том, что все это мне не приснилось.

Куда она подевалась? Что, если она ударилась головой об камень? Может, надо идти ей на помощь?

Не успеваю я до конца сформулировать вопрос, как голова Ракель выныривает в двадцати метрах от причала. Медленным ритмичным кролем она плывет назад к берегу. Доплыв до мостков, поднимается на руках и садится на край, спустив ноги в воду.

Знаю, что должен идти в спальню одеваться, а не пялиться на хозяйку дома, как последний извращенец, но я просто не в силах пошевелиться. Я стою, как загипнотизированный, не в силах отвести глаз от ее стройной фигуры и длинных ног.

Ракель поднимается, по-прежнему спиной ко мне, наклоняет голову набок и начинает выжимать свои длинные волосы. Вода стекает на мостки и собирается в блестящую лужу.

Потом она поворачивается ко мне лицом, и я вижу, что она…

Ослепительно хороша.

Она просто красавица.

У нее пышная грудь, бедра шире, чем у Александры, между ног заросли темных волос, которые я до этого видел только на эротических ретрофотографиях.

Я сглатываю, чувствую, что возбуждаюсь и в то же время горю от стыда.

Она же мне в матери годится.

Как я могу хотеть сорокалетнюю тетку, нанявшую меня нянчиться со своим дебилоидным сыном?

За сто одиннадцать крон в час.

Это просто трындец как странно.

После завтрака Ракель ведет меня к зомби-Юнасу, усаживает в старое кресло, а сама садится рядом с сыном, гладит его по волосам и шепчет, что мы пришли.

Юнас же, как вчера, лежит в постели и ни черта не понимает. Единственный признак жизни – мерно поднимающаяся и опускающаяся грудная клетка. Ну и еще подрагивание пальцев одной руки. Вот и все, что отличает его от трупа.

Ракель подходит к столику, затем протягивает мне книгу и командует:

– Читай!

И тянется за кремом для рук. Сжимает тюбик несколько раз, но крем, похоже, кончился. Наконец ей удается выдавать немного крема, и она начинает массировать правую руку Юнаса.

– Читай! – повторяет она.

Сперва я думаю, что ослышался. Неужели она будет сидеть тут и слушать, как я читаю?

Она смеется.

– Я пошутила. Мне читать не нужно. Я только смажу руки Юнасу кремом и пойду работать. У него была трудная ночь. Я сделала ему успокаивающий укол под утро, так что он будет лежать тихо.

– Хорошо, – отзываюсь я, глядя, как она наносит крем.

Ракель одета в тонкую белую майку и те же потертые джинсы, что и вчера. Все еще влажные после купания волосы собраны в пучок. Гладкое чистое лицо без макияжа. Она с довольным видом возвращает руку на место.