Антония бродила по тесным улочкам города, едва ли понимая, куда идет, пока не оказалась на сбегающей вниз узкой аллее и не поняла, что добралась до Этрусских ворот. Она опустилась на каменную скамью у подножия арки и почти не замечала шума несущихся машин. Как же она злилась на себя за то, что позволила этому человеку обидеть себя! «Если бы на его месте был кто-то другой, хотя бы Роберт, я бы сумела объяснить произошедшее, даже не обвиняя Клео, а просто сведя все к тому, что это досадная случайность. Но убедить Толбота оказалось невозможно». Она с трудом могла поверить, что это тот же самый человек, с которым она провела день на Празднике свечей.

Постепенно Антонии удалось взять себя в руки. Или это древние стены подействовали так успокаивающе, поделившись своей умиротворенностью… Сколько поспешных встреч и расставаний, несостоявшихся свиданий видели эти старинные ворота? Влюбленные, убегающие прочь после бурного объяснения, семьи, спасающиеся от гнева какого-нибудь благородного господина, вооруженные всадники, прорывающиеся через ворота, чтобы захватить город…

Вновь обретя равновесие, Антония заметила, что, кроме нее, на скамейке сидит кто-то еще. На долю секунды она подумала, что это Толбот последовал за ней, возможно, чтобы извиниться, но одного осторожного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что ее соседом оказался улыбающийся итальянец.

Выждав минуту, Антония неторопливо поднялась и направилась по дороге к Пьяцца Фортебраччо. Стоит лишь выдать свое нетерпение поскорее убраться подальше, это тут же послужит незнакомцу сигналом следовать за ней.

В честь приезда Филиппа Роберт организовал ужин в «Маргарите», чтобы познакомить крестного Антонии с Клео и ее матерью.

Во время разговора Антония перехватила пару взглядов, брошенных на нее Толботом исподтишка. Они были полны загадки, и Антония решила не разгадывать их. Толбот сидел далеко и, к счастью, не имел возможности перемолвиться с ней словом.

К удивлению Антонии, археолог радушно пригласил Филиппа посетить раскопки в любое удобное для него время.

— Антония знает, где это.

Таким образом, Толбот умудрился снова пригласить ее на раскопки, а она поклялась, что ноги ее там не будет… кроме как в качестве сопровождающей крестного.

— Какой у тебя замечательный крестный, и такой симпатичный! — с воодушевлением обратилась Клео к Антонии, когда девушки остались одни. — Я думала, он древний старик…

Антония улыбнулась:

— Крестные бывают всех возрастов, форм и размеров. Они не должны заполнять промежутки между поколениями.

Следующие несколько дней Антония была занята тем, что сопровождала Филиппа на экскурсиях по окрестным городам и в прогулках по Перудже. Однажды она привела его к себе в студию и показала свои работы.

— Боюсь, они недостаточно хороши, — вздохнула Антония, — но я мало-помалу учусь, как сделать их лучше.

— Почему ты так задержалась в одном месте? — спросил Филипп, изучая картину, на которой был изображен Дворец приора и Большой фонтан.

— По нескольким причинам. Во-первых, я начала учить итальянский в одном из лучших учебных заведений для иностранцев в Европе. А потом меня попросили делать рисунки на раскопках.

— И когда ты собираешься двинуться дальше?

— О, довольно скоро. В любой момент, — поспешно ответила девушка.

— Ты не хочешь увидеть результаты исследований, которые ведет Толбот Друри?

— Я могу вернуться и взглянуть, удалось ли ему найти что-нибудь стоящее.

Филипп решил отправиться на раскопки в следующий понедельник. Он приехал в Перуджу на собственной машине, и Антония показала ему большую часть пути. Стефано поспешил им навстречу, объясняя, что Толбота пока нет, но он вот-вот появится.

Итальянец повел Филиппа по участкам, показывая небольшие находки, которые удалось обнаружить. Затем появился Толбот и поприветствовал Филиппа.

— Боюсь, плохие новости, — обратился он к Антонии. — То ли наши конкуренты прослышали о Лучано и спрятанных под его домом сокровищах, то ли обычные грабители ищут чем поживиться.

— Что случилось? — встревожилась она.

— Мы обнаружили, что под домом начинается тоннель. Двое ребятишек играли поблизости и стали прыгать вверх и вниз на листе гофрированного железа, пока тот внезапно не соскользнул вниз, сбросив мальчишку в дыру в земле.

— Ребенок пострадал?

— Пара синяков да несколько царапин. Мальчик больше испугался, чем поранился. Старшие девочки вытащили его, а потом одна из них побежала сообщить нам.

— Лучано не было дома?

— Нет. Он, естественно, работал.

— Вы подозреваете, что это кто-то из рабочих? Или, думаете, Лучано продал землю кому-то еще?

— Я не знаю… пока. Что такого Понтелли могли получить от других, чего не могли получить от меня?

— Больше денег?

— Возможно. Но на моей стороне власти, и я получил все разрешения. Значит, эти копатели работают незаконно.

— Что вы будете делать?

— Начнем работать независимо от того, даст Лучано разрешение или нет. И естественно, поставим ночных сторожей.

— А если их кто-нибудь подкупит? — высказал предположение стоящий поблизости Филипп.

— Обычный риск, — рассмеялся Толбот.

Они увидели, что к ним спешит Лучано. Он объяснил, что Мартина побежала за ним, когда младший братишка провалился под землю.

— Давайте присядем, — предложил Толбот. Заметив, что Филипп с крестницей собираются удалиться, позвал: — Не уходи, Антония. Лучано нужны свидетели. Может, ты пригласишь сюда синьору Понтелли и Мартину.

Когда Антония вновь появилась на участке в сопровождении матери и старшей сестры Лучано, там уже были Стефано и несколько рабочих.

Толбот рассказал Лучано о своих планах, а потом гордо извлек из папки все необходимые разрешения.

— Так каков твой ответ, Лучано?

Мальчик взглянул сначала на археолога, затем на Стефано и, наконец, обвел взглядом рабочих. Итальянцы кивнули, и он ответил:

— Да, я согласен.

Мартина взволнованно рассмеялась при мысли о свалившемся на них богатстве, а ее мать просто пожелала всем присутствующим «buon giorno» и вернулась к плите.

Толбот сообщил Лучано, что нужные бумаги будут подготовлены и он сразу получит часть причитающихся ему денег.

Юноша засиял от удовольствия.

— Grazie, signorina[6], — смущенно поблагодарил он Антонию.

Всю его грубость как рукой сняло. Но возможно, причина крылась в том, что сегодня на ней было изящное платье, а не грязная рабочая одежда, в которой она обычно трудилась на раскопках.