Hot & Spicy был дорогим клубом, здесь много внимания уделялось хореографии танцовщиц. Среди стриптизерок, я узнала об этом позже, были две балерины в отставке, кандидат в мастера спорта по художественной гимнастике и солистка ансамбля русской народной пляски, бесхитростно подрабатывающая в ночные часы. Зрелище и правда было впечатляющим – девушки взлетали вверх по шесту, переворачивались вниз головой и в карусельном кружении скользили вниз, иногда замирали, запрокинув назад голову и торжественно вскинув руки, наверное, это был самый красивый стриптиз, который мне довелось повидать. Впечатление портил Викто́р, который решил, что в клуб меня привела заинтересованность его персоной. Странно, что моя ненарочитая угловатая красота могла вообще приглянуться такому пошляку, рядом с ним скорее представлялось нечто грудасто-ногастое, с платиновым отливом наращенных волос и двойной порцией коллагена в губах. Тем не менее он не отходил от меня ни на шаг, его отдающее ментоловой жвачкой дыхание фамильярно танцевало ламбаду на моей шее, его поросшие редкими черными волосьями толстые пальцы то и дело норовили запутаться в моих волосах, и тогда мне приходилось стряхивать их с себя, как упавших с дерева гусениц. А его это почему-то не обижало, а забавляло.

– Неиспорченное милое создание, – с противным смешком умилялся он. – Моей маме понравилось бы. Она у меня как будто бы выпускница пансиона благородных девиц.

«Интересно, а как этой выпускнице нравятся твои вульгарные ботинки и дурные манеры?» – думала я.

А вслух говорила:

– А можно мне потом познакомиться с девчонками?

– Да брось! – скривился Викто́р. – Зачем они тебе сдались? Обычные прошмандовки.

– Почему ты так? Они танцуют как богини.

– Да я из всех… – начал было он, но вовремя опомнился. – Хм… Ладно, проехали. Не думаю, что тебе стоит с ними общаться.

– Слушай, а кто их на работу принимал? Ты сам этим занимаешься? – я решила подъехать с другой стороны.

Может быть, я торопилась, но с каждой минутой запах его пота становился все более концентрированным и невыносимым, а его общество тяготило все сильнее.

К тому же пальцы-гусеницы совсем обнаглели и решили, что раз их атака не увенчалась посыланием по известному каждому русскому человеку адресу, то можно попробовать еще. Они то принимались теребить лямочку моего платья, то словно невзначай касались моей груди и тут же отступали, сопровождаемые лжесмущенной ухмылкой.

– Обижаешь. – Его вспотевшее лицо расплылось в довольной улыбке. – Я все здесь делаю сам. Мне этот клуб как ребенок.

– Да уж, испорченный у тебя ребенок, – усмехнулась я. – Ну а по каким критериям ты их выбирал? Почему вон у той, рыженькой, совсем нет груди?

– А у кого-то вкус изголодавшегося дальнобойщика, – подмигнул Викто́р. – Дашенька, почему ты спрашиваешь?

– Да так, поддерживаю светский разговор, – я старалась звучать легкомысленно, но не могла не заметить, что он напрягся, немного поскучнел, а его глаза, как темная мартовская лужа, словно подернулись тонкой корочкой льда.

– Я вижу, что не просто поддерживаешь разговор, – он слегка отодвинулся. – Тебя прислали из Cats, да? Они хотят разведать нашу новую программу. То-то я подумал, слишком гладкое было у нас знакомство. Ты там сидела, в том кафе, и как будто бы меня ждала.

– Нет, ты ошибаешься, я…

– Предупреждаю, – перебил он, и голос его звучал совсем по-другому, не так, как десять минут назад, и вообще, он больше не был похож на домашнего сытого кота. – Лучше мне не врать. А то отправишься в подвальные помещения, и три дня велю тебя оттуда не выпускать. Отработаешь моральный ущерб.

Тонкая струйка холодного пота, щекоча спину, протанцевала вниз по позвоночнику, я облизнула губы, никогда бы не подумала, что работа продавца силиконовых имплантатов связана с таким риском. Равнодушно наблюдая за прекрасными обнаженными женщинами, извивающимися на сцене, он ждал моего ответа.

– Хорошо, скажу правду, – я положила ладонь на его обтянутое шерстяными костюмными брюками колено. – Хотя не знаю, что лучше: быть шпионом из конкурентного клуба или пытаться выжить, продавая кое-что, что, возможно, тебя заинтересует… – Я рискнула вытащить из сумки рекламный буклет.

– Викто́р, ты только не подумай, что я с тобой только ради этого, но раз уж все равно возникло такое недоразумение. Может быть, мы могли бы быть полезными друг другу.

Он удивленно меня слушал и машинально листал буклет, потом прайс, а потом… рассмеялся, откинув голову назад и вернув вспотевшую ладонь на мою талию.

– А ты та еще пиранья, – почти восхищенно заметил Викто́р, и я немного расслабилась.

Похоже, убивать меня больше не собираются, агрессия обманутого самца сошла на нет, уступив место любопытству.

– Знаешь, а я ведь как раз недавно об этом думал. Заключить контракт с какой-нибудь клиникой и отправлять туда моих девок.

– Могу поговорить с начальством о скидках, – быстро сориентировалась я.

– Звучит заманчиво! Только вот…

– Что?

– Вообще-то я не люблю, когда меня пытаются использовать.

– Слушай, но когда мы познакомились, я даже не знала, что у тебя стрип-клуб. Ты уже потом сказал, разве не помнишь?

– Значит, продолжаешь утверждать, что я тебе интересен? Как мужчина? – Он придвинулся ближе, из щели между темными мясистыми губами пахнуло кариесом и чесноком.

Это было трудно, но я все-таки извлекла из арсенала самый обворожительный на свете взгляд и самым сексуальным на свете голосом прошептала, что, конечно же, да. Мысленно добавив: да, твою мать, ведь стареющие мачо с пошлым вкусом, волосатыми пальцами и бездарно закамуфлированными залысинами – это так возбуждает.

– Тогда сегодня ты моя конфета. – С этими словами он придвинулся ближе, и не успела я опомниться, как его рот с вязким причмокиванием присосался к моему, а вялый скользкий язык, отвратительно хлюпнув, пробрался между моих зубов.

* * *

Черт, черт, черт.

Выйдя из клуба, я купила противный баночный коктейль «Отвертка», выпила залпом, скорее не для релаксации, а для дезинфекции, после чего меня наизнанку вывернуло в ближайшем дворе, за детской площадкой. Молоденькие мамаши в уютных спортивных костюмах осуждающе покачали головой и увели подальше своих отпрысков. Наверное, приняли меня за алкоголичку с поехавшей крышей.

Меня всегда умиляли барышни, чья карьерная лестница состоит из пропахших потом и спермой постелей. Нет, я не ханжа, могу даже смело заявить, что разудалый разврат мне симпатичнее и понятнее ограниченного тупыми рамками пуританства. И мне нравится, когда играют по-крупному, ва-банк. Если уж продаваться, то так, чтобы весь мир с замиранием сердца сидел в партере, наблюдая за перипетиями твоих страстей. Мне было интересно смотреть на покойную Анну-Николь Смит, толкающую инвалидное кресло с покойным Говардом Маршаллом. Но когда барышни, считающие себя ушлыми и дальновидными, начинают мелочиться, спать с начальником из-за работы менеджера в офисе продаж сотовых телефонов (да, была у меня такая знакомая) или предлагать себя страдающему метеоризмом и перхотью редактору литературного журнала за право опубликовать стишок (так сделала однажды отчаянная поэтесса, с которой я недолго приятельствовала) – это так мелко, так пошло, так противно.