и снял шлем со стальной личиной. Он был немолод, а черты лица воина оказались европейскими. Все удивились, а знаменосец произнес:

— Я узнал тебя, Раймунд де Руэрг. Ты предал наше братство, перешел на сторону врага, попрал нашу веру, назвался Даудом Аль-Зенги. Мы не убьем тебя прямо сейчас, вероотступник, но ты будешь осужден. Предателей мы не прощаем.

Глава 13

Атакуя, огромный конь барона Монфора врезался в сарацинскую кавалерию, как тяжелый таран. Почти все копья рыцарей, прежде чем сломаться, нашли свои цели. Тяжелые рыцарские кони вставали на дыбы и били врагов копытами, поднимались и опускались длинные мечи, собирая кровавую жатву. Мощным ударом кавалерийского клина они сокрушили вражеский авангард и прорубились навстречу легкой кавалерии. Множество вражеских тонкокостных лошадок, не выдержав столкновения, сразу падали под ноги наступающим. Передний ряд вражеской кавалерии был полностью смят и уничтожен.

Стремительная атака создала замешательство в рядах сарацин. Воспользовавшись этим обстоятельством, рыцари с наскока врубились вглубь и в считанные мгновения полностью смяли вражеский авангард, своими длинными мечами рассекая сарацин направо и налево. Еще через пару минут оставшиеся сарацины обратились в бегство, и путь вперед был свободен. Сарацины, потеряв половину своей конницы, спешно отступали, оставляя за собой трупы лошадей и всадников.

Сражение кавалерии под стенами Тибериады заканчивалось бегством противника под защиту городских стен. Вражеские всадники спешно прятались за рядами пехоты, вооруженной длинными копьями. Преследовать их пока не стали. Вместо этого христиане обрушились на военный лагерь противника, разбитый в пригородах и оказавшийся, после оттеснения неприятеля к крепостным стенам, почти без защиты. Рыцари Монфора продолжили натиск и, быстро ворвавшись в лагерь, окружили шатры. Сражением это было уже и не назвать. Все те, кто находился в лагере: обозники, конюхи, повара, цирюльники и немногочисленные воины сразу начали сдаваться на милость победителей. Положение изменилось. Победа над кавалерией и захват ближнего лагеря сделали реальной угрозу уже не только пригородам Тибериады, а непосредственно городским стенам. Как только лагерь очистили от противника, Монфор приказал подвезти осадные машины и начать их сборку.

В результате атаки удалось сильно продвинуться. Теперь христиане находились от стен на расстоянии полета стрелы. А значит, катапульты уже обещали быть эффективными против городских укреплений. Пока шло сражение, солнце разогнало все остатки ночной прохлады и начало припекать. Раскаленное добела светило, не прикрытое ни единым облачком в летнем левантийском небе, нещадно выжигало небесную голубизну, делая ее бледной. На левом фланге госпитальеры вышли к самому озеру, захватили рыбацкую деревню и поили коней возле нее. Страшная жара заставляла людей все время пить, но и лошади страдали не меньше — они высунули языки и тяжело дышали.

Тамплиеры отбили мечеть в городском предместье к югу от лагеря, выстроенную сарацинами на развалинах старой церкви. Сарацины просто убежали из ее окрестностей. Теперь капелланы спешно приводили здание в порядок, готовясь к обряду освящения, а сержанты спешно устанавливали на минарете кривой деревянный крест, отчего вид у всего сооружения получился довольно странным. Но, по крайней мере, теперь было, где помолиться братьям-рыцарям. За мечетью блестела вода Галилейского моря. Таким образом, город оказался блокирован с суши по широкой дуге.

Пока тамплиеры оборудовали место для молитв и поили коней на берегу, а госпитальеры занимались тем же с противоположной стороны от города, светские рыцари и их оруженосцы занимались разграблением остальных городских предместий. Время от времени из дворов на захваченных окраинах слышались звон оружия и крики людей. Любители военной добычи бесчинствовали, удовлетворяя свои низменные потребности. Но таковы были обычаи войн. Победители имели право на трофеи.

Через какое-то время показался и обоз с разобранными осадными машинами. Телеги двигались по возможности быстро, насколько это позволял их тяжелый груз. Вскоре их разгрузили, и мастера приступили к работе, застучав молотками. А к обеду генуэзские умельцы уже собрали первую катапульту и даже опробовали ее в деле, добив до городской стены солидным булыжником.

На помощь в осадный лагерь подошла и пехота, но все равно христиан было слишком мало для надежной блокады города. К тому же, их силы оказались растянуты длинным полукругом. Даже проиграв очередное сражение, сарацины оставались при своем численном преимуществе на более компактном фронте, проходившем перед городскими стенами. А потому осажденные были способны в любой момент организовать успешную контратаку на осаждающих. Но пока они этого не делали, потому что поражение на какое-то время подорвало их боевой дух. И с координацией действий у сарацинского командования, похоже, возникли серьезные проблемы.

Но, положение в городе совсем не было безнадежным. У осажденных оставались совершенно свободными все пути по воде. А, кроме многочисленных рыбацких лодок, в порту Тибериады имелись и настоящие корабли. Небольшие, всего несколько, но они были. Галеры с длинными веслами и косыми парусами находились вне досягаемости крестоносцев. Как только город оказался в осаде, две посудины сразу же отвалили от причалов и направились к противоположному берегу большого озера, где сарацинам ничто не угрожало. Местная знать и самые богатые сарацинские купцы бежали из Тибериады.

Вокруг города вдоль озерного берега почва казалась весьма плодородной, но чем дальше от озера, тем реже встречались виноградники, оливковые рощи, сады, финиковые пальмы и другие благородные растения. Возле холмов они пропадали и вовсе, сменяясь небольшими полями сарацинских крестьян, которые, продолжая обрабатывать свои убогие наделы под палящим солнцем, то и дело обращали в сторону христиан, захвативших городские предместья, недружелюбные взгляды.

К полудню началась просто невероятная жара. Вода в озере напоминала расплавленное стекло. Ни ветерка, лишь какая-то сероватая хмарь, висящая в воздухе. Горячий воздух пришел из пустыни вместе с песчаной пылью. Начался хамсин. Так, кажется, это явление называли, как помнил Родимцев из прочитанного о Святой Земле. Вскоре уже и солнца в небе видно не было. Оно превратилось в размытое световое пятно. Серая мгла хамсина низко повисла над башнями городских укреплений и над минаретами мечетей Тибериады. Душный обжигающий воздух словно напрягся в ожидании грозного, неумолимо приближающегося момента начала штурма.

Григорию не терпелось пробиться к той заветной калитке, о которой предупредил Мансур. Поднявшись на верхнюю площадку минаретной башни, откуда недавно пел молитвы муэдзин, Родимцев всматривался в южную часть городской стены. Ров, прокопанный от озера, в этом месте не был ни широким, ни глубоким. Вернее, когда-то, наверное, был, но за последние годы озеро обмелело, а ров не углубляли и не расширяли.

Потому воды в этом рву осталось не больше, чем по колено. Берег рва имел довольно пологий уклон, по которому вполне можно было забраться, а под самой