— Серьезней некуда.

Некоторое время она хмурилась, покусывая губы.

— Женя, знаете, это не место для серьезного разговора. А я думаю… вынуждена признать, что он необходим. Давайте проедем ко мне домой и там уже спокойно все обсудим.

— Что ж, давайте, — согласилась я.

* * *

Я смотрела на диван в холле и невольно вспоминала Катю и нашу первую с ней встречу.

Хозяйка перехватила мой взгляд, но ей он сказал, скорее всего, о другом. Поскольку она тут же предложила мне:

— Располагайтесь, я сейчас принесу чего-нибудь выпить. Что вам?

— На ваше усмотрение.

Анна секунду поколебалась, потом все же удалилась.

Пока она отсутствовала, я пыталась собраться с мыслями. Дорога от кафе до ее дома оказалась слишком короткой, чтобы выработать хоть какой-то дальнейший план предстоящей беседы. Честно признаться, ситуация выходила несколько странной. Если следовать всем моим предыдущим умозаключениям, то получалось, что Анна Андреевна и есть убийца. Вопрос второй — тогда кто убил Семенова? Она же? По логике вещей, должно быть так. Тогда зачем госпожа Киреева пригласила меня в дом? Если она знает, что единственный настоящий свидетель ее возвращения в ту ночь мертв, к черту я ей сдалась? Не проще ли послать меня подальше и ждать, пока моей персоной не займутся соответствующие органы? Брошенный на месте второго убийства мой пистолет — верная тому гарантия.

Остается два варианта. Первый: Киреева была в ту ночь в доме, но убийца не она. Второй — Анна просто ломает комедию, выжидает время. Одновременно пытаясь запутать меня. Или же хочет выяснить что-то для себя важное? Тогда — что?

Я очень надеялась, что наш разговор продвинет меня на пути к разгадке.

Анна Андреевна не заставила себя ждать. Она появилась с бутылкой сухого мартини и двумя фужерами. Поставила все на стеклянный столик и села в свободное кресло.

— Для чего вы меня пригласили? — начала я первой, надеясь одним махом прояснить ситуацию.

— Честно признаться, я и сама толком не могу сказать.

Мадам Киреева наморщила носик и посмотрела куда-то мимо меня. Как я поняла, она всегда делала так, когда хотела сосредоточиться.

— Итак, вы утверждаете, что слышали мой голос ночью в саду? Во сколько это было? О чем… мы говорили?

Я заметила, что это самое «мы» далось Анне Андреевне с некоторым трудом.

— Давайте не так резво. — Я сразу попыталась взять инициативу в свои руки. — Ответьте мне сначала: это действительно были вы? Если так — то разговор вам известен и самой. Мне нет смысла его пересказывать. Уместнее поговорить о другом…

— Это была не я, — слегка покачала головой вдова. — Но мне важно знать, о чем разговаривали эти двое. Женщина… вы уверены, что это не Лада?

— Уверена. Она оставалась в доме. Да к тому же — ее медовый голосок трудно спутать с чьим-то другим.

— Да уж! — с неприкрытым сарказмом согласилась Анна. Желчь в ее голосе подсказывала мне, что не одна Катя из всего семейства Киреевых испытывала неприязнь к сестре Вершинина.

— О чем же они говорили?

Я не спешила отвечать на вопрос, поскольку не была уверена, выгодно ли мне делиться с ней информацией. Потом все же решилась:

— Общий смысл таков: ваш сторож пообещал что-то стянуть из сейфа в кабинете, но не нашел того, что там должно было быть. То бишь пленку. Женщина наседала на него, обвиняя в том, что Санек попросту собрался кинуть ее, решив продать другому человеку.

— Смысл? — уронила вдова, глядя на свои чрезвычайно ухоженные ногти.

— Что? — тут же уцепилась я за неосторожно оброненное слово.

— Да нет, — несколько поздно спохватилась она, — простите, я задумалась о другом.

— Да нет, — не приняла ее отговорку я. — Вы думали как раз о действиях Санька. Какой смысл продавать предмет шантажа другому? Ответ прост: деньги! Допустим, вы договорились с ним на пятьдесят тысяч, а другой человек предложил ему сто.

— Я ему ничего не предлагала!

— Я вам не верю, — откровенно призналась я, — не верю, что вы в ту ночь не возвращались на дачу и что не вы встречались с Семеновым. Почему тогда вас интересует пленка?

— А кто вам сказал, что она меня интересует?

— Вы сами и сказали.

— ???

— Своим поведением.

Мой насмешливый взгляд сделал свое дело. Действительно, зачем отрицать очевидное.

— Ладно, скажем, так. В ту ночь я не возвращалась в загородный дом. Но пленка действительно меня интересует. Если она у вас или вам известно…

— …то вы заплатите мне деньги, — закончила я за нее фразу.

— В разумных пределах, — внесла поправку госпожа Киреева.

— А вы можете мне рассказать, как вы провели ту ночь?

— Могу. Только к чему вам это? Вы всерьез считаете, что я убила Андрея?

— Я так не считаю, — немного подумав, покачала я головой. — Но мне все же интересно знать.

«Снежная королева» неопределенно передернула точеными плечиками. Ее жест мог означать все, что угодно: «Как вы смеете задавать мне подобные вопросы, молодая нахалка?» Или же: «В этом нет никакого секрета!»

— Была дома. Выпила пару бокалов мартини, посмотрела телевизор и легла спать. А около четырех позвонил Антон и… ну, дальше вы и так все знаете.

Ничего другого я и не ожидала. Пока переваривала ответ, Анна Андреевна вновь попыталась взять инициативу в свои руки:

— Вернемся к пленке. Она у вас?

— Нет, но я догадываюсь, где ее искать.

— Где?

«Она что, за полную дуру меня держит?!»

Такая мысль невольно пришла в голову. И, наверное, не мне одной, поскольку Анна Андреевна поспешила объясниться:

— Если вы мне скажете место, то я…

— …Я вам заплачу в разумных пределах, — вновь заканчиваю я за нее.

— Послушайте, зачем ВАМ негатив?!

— Чтобы посмотреть, что на нем. И понять, что за каша заварилась в славном домишке на Волге.

Говоря это, я встала, давая тем самым понять, что разговор окончен.

— Пятьдесят тысяч долларов, — бросила в бой последний резерв госпожа Киреева. — Пообещайте хоть, что сообщите мне, если вам предложат больше, — слышала я уже в холле ее голос, — это, кстати, и в интересах моей дочери. Раз вы о ней печетесь.

Последняя фраза хоть и была полна язвительных интонаций, но здорово смахивала на ту соломинку, за которую хватаются безнадежно тонущие.

Но я ничего не ответила. И молча покинула квартиру.

* * *

Улица встретила меня теплом летнего вечера и звуками обычной человеческой жизни. Невольно возникло ощущение, будто я только что покинула склеп.