воинов пиндари, набранные правящими домами маратхов. Верхом, вооруженные копьями, пиндари разоряли сельскую местность центральной Индии, опустошая деревни ради провианта и устраивая набеги на передовые посты ОИК. Наряду с ними орудовали афганские мародеры. Чтобы избавиться от этой двойной напасти, в 1817 году компания начала собирать самую большую в истории Индии армию – 110 000 воинов, в том числе 20 000 солдат, одолженных у индийских союзников. Действуя рассеянными на тысячи квадратных километров группами, зачастую в непроходимой местности, пиндари были сложными противниками. Как жаловался Малькольм: «Нигде [пиндари] не собирались так, чтобы напасть на них… Их главная сила – в их неуловимости». Учинив среди британцев резню, в основном пиндари и афганцы просто исчезали, чтобы годы спустя появляться вновь и грабить на больших дорогах. Но как военная сила они были опасны только в том месте, где находились. Постепенно, один за другим, правящие дома маратхов подчинились британскому господству.

1818 год ознаменовался началом британского владычества в Индии, но британский индолог Джон Уилсон пишет, что это была «запятая, а не точка, скорее перерыв, а не полное окончание процесса». Мир в Британской Индии всегда был результатом принуждения. «Индийские лидеры подчинились экспансии британских денег и насилию неохотно, неуверенно и с оговорками, – пишет Уилсон. – Поражение маратхов не означало их покорения».

7. Запалить фитили!

Немногие события из индийской истории удостоились такого анализа, таких споров, романтизации и демонизации, как мятеж 1857 года. Этот апокалипсис начался с восстания сипаев в Мератхе 10 мая и называется в разных источниках Первой Индийской войной за независимость, Великим восстанием, Восстанием сипаев или просто Индийским бунтом. Однако ни одно из этих названий не отражает истинной природы последовательности событий, которые привели к свержению и изгнанию из Дели последнего могольского императора, Бахадур-шаха (1775–1862), окончанию правления Ост-Индской компании и провозглашению королевы Виктории (1819–1901) императрицей Индии. Первое масштабное восстание против британского правления стало еще и колоссальной ошибкой, показавшей страшную жестокость с обеих сторон. Оно изменило отношения между Британией и «алмазом в ее короне». Оно также послужило дополнительным аргументом для тех, кто желал большего военного и административного контроля над Индией, а индийских националистов вдохновило на борьбу за независимость.

Восстания 1857–1858 года подняли множество вопросов. Каковы истинные причины этих восстаний? Почему они происходили главным образом на севере – Дели, Соединенных провинциях, части центральной Индии и Бихаре, – а не по всей Индии? У многих групп нашлись законные причины выступить против британцев: у сикхов, маратхов, раджпутов и гуркхов – но они остались не вовлеченными. Если это восстание было антиколониальным, то почему не охватило города, в которых колонизация чувствовалась наиболее остро, например Калькутту? Множество индийских князей остались нейтральными или даже предложили свои войска для подавления восстания.

Отчасти военный мятеж, отчасти крестьянский бунт, отчасти священная война – мятеж разгорался на протяжении года, но с самого начала ему недоставало единства и ясности задач. Хотя сипаи пользовались благоволением Бахадур-шаха, который считался главой как индусов, так и мусульман, он мог оказать им только моральную поддержку. Тот факт, что повстанцы в качестве своего знамени использовали веру в былое наследие Великих Моголов, придает всему движению реакционный дух. Добейся они успеха, какое бы правительство или система ни пришли на смену правлению Ост-Индской компании, маловероятно, что изменилась бы к лучшему жизнь тех, кто поднимал оружие. Князья, получавшие выгоду от этих беспорядков, были заинтересованы только в восстановлении старого феодального уклада. Разделившиеся и рассеявшиеся лидеры не могли предложить согласованной программы преобразований. Но перемены, которые принесло это восстание, оказались глубокими и повлияли на ход индийской истории вплоть до ХХ века.

Масло в огонь

Скрытые причины восстания 1857 года лежат в развитии отношений британцев к Индии с конца 1700-х. Преобладающее мнение, что Индия должна управляться по ее собственным законам, а к ее правящему классу следует относиться с уважением, подточили реформы лорда Корнуоллиса, которые успешно вычистили индийцев со всех административных и судебных постов. Реформы сильно ударили и по армии, потому что индийский солдат больше не мог дослужиться до офицера, разве что до младшего. Тесный контакт между британским офицером и его подчиненными стал исключительной редкостью. Рассказывая об этом восстании, сипай Сита Рам Панде (ок. 1795 – ок. 1873) вспоминает, что, когда он в самом начале столетия поступил в армию, сагибы [25] водили дружбу со своими индийскими слугами и подчиненными: «Когда я служил сипаем, капитан моей роты целый день принимал своих людей у себя в доме и беседовал с ними. Я знаю, что сегодня многие офицеры говорят со своими людьми только в случае необходимости». Отчуждение между начальником и подчиненными дошло и до области личного. В конце XVIII века треть работников компании делила свое жилище с биби, спутницами. К середине XIX века так уже почти никто не делал.

Изображения вроде этого, взятого в 1833 году из журнала Penny Magazine, способствовало укреплению среди британской публики образа Индии как страны, населенной сплошь суеверными варварами

Консолидация британской администрации после поражения маратхов усилила уверенность британцев. Как доминирующая сила на субконтиненте они взяли на себя задачу «цивилизовать» своих подданных. Одним из условий возобновления хартии Ост-индской компании в 1813 году было разрешение христианским миссионерам действовать в Индии. Оно заслужило поддержку борца с рабством Уильяма Уилберфорса, который приравнивал избавление индусов от «греховности и жестокости идолопоклонства» к запрету на работорговлю. Потонул в резкой риторике того времени совет Уоррена Гастингса. Уже находясь в отставке, он потратил три часа перед комитетом парламента, анализируя хартию ОИК. И сделал вполне ясное предупреждение: «За границей бытует мнение, будто мы пытаемся навязать местному населению нашу религию. Такое мнение распространяется в местной пехоте, оно может привести к опасным последствиям». И всерьез добавил: «Это может вызвать религиозную войну».

Темп реформ значительно ускорился в период с 1828 по 1835 год, когда генерал-губернатором стал Уильям Бентинк (1774–1839). Прапрадед Елизаветы II был убежден в том, что британцы в Индии несут великое бремя морального долга. Вершиной его задач было искоренение сати – обряда, когда вдова должна принести себя в жертву на погребальном костре умершего мужа, часто даже против ее собственной воли. Эта практика, впервые возникшая в эпоху Гуптов, применялась среди раджпутов и в Бенгалии, где в радиусе 50 километров от Калькутты за период 1803–1804 годов было зафиксировано более трехсот сати. Бытовало мнение, что «к ритуалам и предрассудкам в индийской религии следует относиться со всей возможной снисходительностью», но обряд сати выходил из ряда вон. За время правления лорда Минто (1751–1814), который стал генерал-губернатором в 1807 году, колониальные власти стали контролировать проведение этого обряда, на котором теперь должен присутствовать полицейский чиновник, который обязан был удостовериться в отсутствии принуждения, а также в том, что вдове не менее 16 лет и она не беременна. Преемник Минто, лорд Гастингс (не имевший отношения к Уоррену Гастингсу), объявил сати преступлением против человечности, но считал, что запрет этого обряда опасен и может вызвать волнения в армии. Бентинк разрывался между «спасением сотен невинных жертв от жестокой и преждевременной смерти» и «опасениями за безопасность Британской империи». Приняв решение в пользу запрета этого обряда, он пояснял, что Британия достаточно сильна, чтобы выдержать любой вызов ее правлению, а землевладельцы-заминдары поддержат его действия. В 1829 году законы о запрете сати вышли в Бенгалии, а вскоре после этого – в Бомбее и Мадрасе.

Эти законы поддержали индусские реформаторы, такие как Рам Мохан Рой (1772–1833), приводивший в пример случаи, когда вдову силой возводили на погребальный костер родственники, желавшие унаследовать ее имущество, или когда вдова пыталась сбежать, но ее ловили, возвращали к родственникам и насильно сжигали. Рам Мохан Рой, кроме родного бенгальского, бегло говорил на английском, арабском, персидском, иврите, греческом, латинском и санскрите, он боролся за права женщин и лоббировал законы, ограничивавшие плату, которую