Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мнения о наследии Далхаузи как генерал-губернатора разделились. Некоторые вспоминают о том, что он провел в Индии железные дороги, реализовал целый ряд необходимых проектов по орошению земель и протянул по стране тысячи километров телеграфных линий, и называют девятилетний срок его правления одним из самых успешных периодов в Британской Индии. При нем были приняты новые законы, позволявшие вдовам повторно выходить замуж, индуистам – принимать христианство без поражения в правах, представителям различных каст – ездить в общих вагонах поезда. Но какими бы благородными ни были задачи новых реформ, они грубо нарушали индусские кастовые и религиозные устои.
Наиболее противоречивым наследием Далхаузи стала «доктрина выморочных владений», существовавшая на бумаге с 1841 года, но на практике не применявшаяся. Согласно этой доктрине Британия как высшая власть может брать под свой контроль те княжества, правители которых признаны недееспособными либо их смерть провоцирует кризис наследования. Понимая, что княжества встанут стеной против модернизации, Далхаузи решил, что эта доктрина будет возможностью «окоротить эти мелкие драчливые княжества, которые могут служить поводом для раздражения, но никогда, смею считать, не станут источником силы».
Под эту наступательную политику попало около дюжины государств, и наиболее значительным из них был Ауд (или Авадх) – богатая провинция между Гангом и Джамной. Некогда считавшийся одним из сильнейших союзников Британии, Авадх был главным поставщиком солдат для британской армии и покупателем большого количества британских товаров. Его столица, Лакхнау, сочетала «монументальное величие Дели времен Шах Джахана с ароматными соблазнами Багдада из сказок Шахерезады». Долгое время британцы считали, что образ действий навабов Авадха оставляет желать лучшего. Уильям Слиман (1822–1887), которого в 1848 году назначили резидентом в Лакхнау, описывал эту провинцию как «сцену интриг, коррупции, порочности, пренебрежения долгом и злоупотребления властью». Ее правитель, Ваджид Али Шах (1822–1887), был известен тем, что проводил свои дни, наслаждаясь танцами, игрой на барабане и рисованием, а также составлением стишков – он любил двустишия на урду.
В январе 1856 года его попросили подписать передачу его княжества Ост-Индской компании. Он отказался, но вместо того, чтобы призвать к мятежу, он отправил в Англию посла, чтобы его интересы рассмотрели и защитили королева, парламент и пресса. Когда это не помогло и провинция была аннексирована, он переехал в крупный особняк в Калькутте, на берегу Хугли, где основал первый в городе частный зоопарк с коллекцией обезьян, медведей, тигров, носорогом, серпентарием и 18 000 голубей. Большую часть своего досужего времени он проводил, запуская воздушных змеев. Этот спорт его зачаровывал.
«Dilli chalo!»
Решение аннексировать Авадх рассердило сипаев в бенгальской армии, для большинства из которых эта провинция была родиной. 1834 год добавил им недовольства из-за приказа, расширявшего призывную базу, угрожая тому, что было едва ли не монополией брахманов как высшей касты. Другой приказ в 1856 году позволил использовать всех солдат для службы за рубежом, оскорбив ортодоксальных индусов, которые верили, что как только пересекут кала пани («черные воды»), нарушат правила своей касты.
Далхаузи не был свидетелем посеянного им гнева, который взошел как открытый мятеж. Он покинул Индию в феврале 1856 года, передав губернаторство лорду Каннингу, как только уладились формальности с присоединением Авадха. Хотя главным поводом для мятежа 1857–1858 годов называют применение «доктрины выморочности», свою роль сыграли и другие важные факторы. Первое индийское сообщение о мятеже, написанное лидером мусульман Саидом Ахмад-ханом в 1873 году, гласит, что мятежниками в основном были те, кому нечего было терять, и восстание вовсе не было попыткой мусульманской элиты сбросить европейское ярмо. Уильям Далримпл видит причины в имперской надменности и самонадеянности: «Столь далеки были британцы от своих индийских подданных и столь пренебрегали мнением индийцев, что потеряли способность различать предвестия вокруг себя и оценивать свое положение хоть с какой-то точностью».
Большинство историков соглашается на том, что последней искрой стало появление новой винтовки Энфилд. Она легче заряжалась, била намного точнее, но вскоре среди сипаев расползлись слухи, будто смазка ее патронов изготовлена из говяжьего жира, запретного для индусов, и свиного жира, неприемлемого для мусульман. Что еще хуже, для того чтобы патрон сработал, его наконечник следовало откусывать зубами. Сложности с использованием таких патронов вызвали протесты в марте 1857 года в бенгальском Баракпуре. Приказ о новом оружии быстро отозвали, но только после того, как был казнен сипай по имени Мангал Панди (1827–1857; сегодня его почитают как первую жертву этого мятежа, его имя прославил болливудский блокбастер). Через месяц пламя мятежа разгорелось в армейском лагере Амбала.
К маю волнения распространились на Мератх. Считая использование этих патронов осквернением, 85 сипаев оказали неповиновение. Когда их поймали и приговорили к десятилетнему тюремному заключению, поднялся остальной гарнизон, сипаи жгли свои казармы, стреляли в любого европейца, какой попадался на глаза, и кричали: «Dilli chalo!» («На Дели!»).
Сипаи двинулись к древней столице Великих Моголов и достигли ее утром 11 мая. К ночи город оказался в их руках. Их принял Бахадур-шах, который все еще жил в Красном форте, традиционной резиденции Моголов, но статус его при этом был понижен до короля Дели. Скорее философ и поэт, а не военный лидер, Бахадур-шах оказал мятежу моральную поддержку, но на большее был не способен.
Теперь к мятежу присоединились лидеры крестьянства, напав на британские гарнизоны в окрестностях Дели и Мератха. К началу июня волнения распространились на район Канпура, где произошли самые кровавые случаи убийства европейцев. Нана Сахиб (1824–1859), сын последнего пешвы Маратхи, заявил о поддержке мятежников. После двухнедельного обстрела он предложил 400 британским жителям безопасный коридор для выхода с территории военного лагеря. Но когда британцы сели в лодки, чтобы уплыть на них вниз по Гангу, на них напали сипаи. Сахиб спас около 200 женщин и детей и запер их в Бибигхаре, или «дамском доме», чтобы использовать их как инструмент давления на переговорах в случае британской атаки. Но когда британское подкрепление приблизилось к Канпуру, сипаи напали на Бибигхар и перебили всех, кто находился в нем. Тела порубили и бросили в колодец. Как пишет Джон Кей, «способ, каким устроили бойню, был не садистским, а скорее топорным. Но память о жестокости, с которой все это было проделано, преследовала британцев все время, пока они оставались в Индии».
Попытки Каннинга подавить восстания зашли в тупик из-за нехватки численности британских войск. Тысячи уехали из Индии на Крымскую войну, замены им пока не прислали. В 1857 году в Индии находилось всего 45 000 британских солдат, половина из них – в Пенджабе. Сообщение между разными подразделениями армии было примитивным, и, как только восстание перекинулось через широкую полосу североиндийских территорий, британские силы оказались разбросанными по большой территории. Первый перелом ситуации произошел, когда бригадный генерал Генри Хэвлок разгромил силы Нана Сахиба при Канпуре всего через несколько дней после массового убийства.
Использовав рекрутов, нанятых в не охваченных восстанием регионах, британцы смогли переломить ход восстания. Вернув себе Дели в сентябре 1857 года, фокус военных операций они сосредоточили на Лакхнау, где британский уполномоченный Генри Лоуренс защитил резиденцию траншеями и минами-ловушками. Среди 855 британских солдат и офицеров, закрепившихся в окопах, оказался доктор Брайдон, единственный человек, выживший при отступлении из Кабула. На 33 акрах сгрудились также около тысячи гражданских, в основном европейцев. Эту осаду пережил Брайдон, но не Лоуренс, убитый снарядом, залетевшим в его комнату. Понадобились два резервных подразделения, чтобы прорвать осаду и вывести выживших в безопасное место.
До сих пор многие индийцы почитают за храбрость рани [27] Джханси, Лакшми Бай (1828–1858). Рожденная в Варанаси, она с юного возраста великолепно ездила верхом и владела мечом. Войдя по итогам брака в княжеское семейство Джханси, она