Аресты личного состава РККА по политическим мотивам проводились несколько реже, чем среди гражданского населения. Вступающие в армию по призыву и добровольцы тщательно фильтровались при зачислении, все подозрительные – «выбраковывались». Да и на службе военнослужащие вели себя сдержаннее… Тем более что все они находились под неусыпным надзором военных комиссаров, особых отделов. Широко прокатилась волна арестов по армии в связи с началом массовой коллективизации. В целях максимального обеспечения политической устойчивости армии при проведении политики ликвидации кулачества было принято решение, чтобы семьи, члены коих служат в РККА, высылке не подвергались. Но с другой стороны, принимались различные меры для выявления и изгнания из армии всех нежелательных элементов, а потом уже и их родственников из деревни. В циркуляре ОГПУ № 25/00 от 1/2 февраля 1930 г. всем постоянным представителям и начальникам Особых отделов военных округов предписывалось при проведении «операции по кулачеству» тщательно выяснить наличие родственников в армии (сохраняющих хозяйственные и семейные связи). Эти данные предлагалось немедленно сообщать соответствующим особорганам на предмет немедленного изъятия из армии подобных красноармейцев и младшего начсостава, определенных как члены кулацких семей. В циркуляре, в частности, предписывалось:

«1… Выявленных красноармейцев (а также младший начсостав и льготников) из кулаков и прочего социально чуждого элемента, замеченных в антисоветской агитации, арестовывать и дело направлять, не демобилизовывая их, на Особое совещание, а на военнослужащих войск ОГПУ – в Коллегию ОГПУ.

2. Обратить особое внимание на выявление связей начсостава с кулацкими элементами в деревне и нэпманами в городе, создав специальный учет таковых. Начсостав, изобличенный в систематической антисоветской агитации против политики партии и Соввласти в деревне, также подлежит аресту. Арест среднего начсостава производить с разрешения начальника Особого отдела округа, согласованного с Реввоенсоветом округа, а старшего и высшего – Особого отдела ОГПУ.

3. (Заклеен).

4. Не допускать в части ходоков и делегаций из деревни с жалобами, арестовывая таковых»8.

Таким образом, любая попытка крестьян установить определенное единство армии с народом могла закончиться самым плачевным образом – арестом.

Опасность быть арестованным по любому поводу все более возрастала. В конце июня 1930 г. в организационном отчете ЦК ВКП(б) XVI партсьезду было рассказано о так называемом «орловском деле». Здесь (в г. Орле) по настоянию секретаря окружкома ВКП(б) Дробенина была арестована рабочая часть бюро городского комитета партии. За что же такая немилость обрушилась на довольно ответственных партийных функционеров? Только за то, что они посмели выступить с критикой окружного комитета партии9. Тогда этот ретивый «арестовальщик» был Центральным Комитетом исключен из партии, а бюро окружкома распущено. Но в целом уже с начала 30-х годов в стране все более насаждался дух арестантского дома. Именно в это время, 20 августа 1930 г., всемирно известный ученый и истинно великий гражданин академик И.П. Павлов в очередном своем письме-протесте правительству СССР писал: «Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю цели их (если это безмерно усердное искание врагов режима, или метод устрашений, или еще что-нибудь), то не подлежит сомнению, что в подавляющем большинстве случаев для ареста нет ни малейшего основания… А жизненные последствия факта повального арестовывания совершенно очевидны»10.

Однако «повальное арестовывание» продолжалось. И даже в армии оно приняло настолько угрожающий характер, что циркуляром Главной военной прокуратуры от 23 апреля 1933 г. пришлось довольно строго ограничить аресты лиц начсостава и установить обязательную санкцию этих арестов военными прокурорами округов и главным военным прокурором11.

В директиве же от 20 мая 1933 г. право ареста было еще более сужено. Вместе с нею военным прокурорам и председателям военных трибуналов препровождалась инструкция СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 8 мая 1933 г. за № П 6028. Подписанная Сталиным и Молотовым – эта сугубо секретная тогда инструкция была адресована всем партийно-советским работникам и всем органам ОГПУ, суда и прокуратуры. Судя по частично опубликованному за границей тексту этой инструкции, в ней делалась попытка обоснования «необходимости» репрессий в 1929–1932 гг., а также вывод о том, что «в деревне наступил момент, когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях», и подвергалась резкой критике развязанная по инициативе самих же Сталина и Молотова настоящая вакханалия всеобщих арестов. «В ЦК и СНК… – говорилось в директиве, – имеются сведения, из которых видно, что массовые беспорядочные аресты в деревне все еще продолжают существовать в практике наших работников. Арестовывают председатели колхозов и члены правлений колхозов. Арестовывают председатели сельсоветов и секретари ячеек. Арестовывают районные и краевые уполномоченные. Арестовывают все кому не лень и кто, собственно говоря, не имеет никакого права арестовывать. И неудивительно, что при таком разгуле практики арестов органы ОГПУ и особенно милиции теряют чувство меры и зачастую производят аресты без всякого основания, действуя по правилу: «Сначала арестовать, а потом разобраться»12. Так живописали сложившуюся в стране уже к маю 1933 г. ситуацию с арестами сами Сталин и Молотов. По-моему, картина получилась еще более впечатляющая, чем в процитированном выше письме академика И.П. Павлова. И это естественно: первое и второе лица в государстве имели гораздо большие информационные и всякие иные возможности познания истины.

Один из разделов этой, изданной наконец-то на 16-м году существования советской власти, инструкции назывался: «Об упорядочении производства арестов». В нем говорилось: «Воспретить производство арестов лицами, на то не уполномоченными по закону – председателями райисполкомов, районными и краевыми уполномоченными, председателями сельсоветов, председателями колхозов и колхозных объединений, секретарями ячеек и др. Аресты могут быть производимы только органами прокуратуры, ОГПУ или начальниками милиции. Следователи могут производить аресты только с предварительной санкции прокурора. Аресты, производимые начальником милиции, должны быть подтверждены или отменены районными уполномоченными ОГПУ или прокуратурой по принадлежности не позднее 48 часов после ареста»13.

Эта инструкция целиком и полностью распространялась на работу военно-следственных, военно-прокурорских и военно-судебных органов и должна была послужить основой для радикальной перестройки всей прокурорской и судебной работы в РККА. В указаниях Главной военной прокуратуры и Военной коллегии Верховного суда СССР по этому поводу говорилось: «…3. Запретить органам военной прокуратуры и военным трибуналам заключение под стражу в виде меры пресечения по всем делам, кроме дел о контрреволюционных преступлениях, о крупных хищениях и растратах, о шпионаже, о бандитизме и грабеже, о профессиональной спекуляции, о валютчиках, о фальшивомонетчиках, злостном хулиганстве и профессиональных рецидивистах, и по воинским преступлениям только о дезертирстве, кроме случаев добровольной явки, об организаторах групповых нарушений дисциплины – в особо важных случаях, о членовредительстве, о вооруженном сопротивлении и о нанесении физического оскорбления подчиненным начальнику…