Затем она высушила меня, посадила на низенький деревянный стул и приступила к «процедурам». Я до сих пор вспоминаю это со слезами на глазах. Слезами радости, конечно. Она то занималась «процедурами», то снова сажала меня в ванну с ароматическими маслами и прекрасными бутонами роз. Восточная банщица тщательно вымыла мне голову и даже почистила зубы, после чего развернула на полу тонкий резиновый коврик вроде тех, на которых занимаются аэробикой, покрыла его слоем теплого масла и меда – а потом уложила туда меня. А потом – снова в ванну! По-моему, мне понадобилось четыре «удара», чтобы пройти эту лунку. Когда я стал чистым настолько, что кожа скрипела, то спустился вниз, где увидел множество улыбающихся лиц. Похоже, я пропустил тамошнюю фирменную «процедуру» с ментолом, но мне было уже все равно. Я чувствовал себя спокойнее и увереннее, чем когда-либо. И уж точно – чище, чем когда-либо.

Через несколько лет я узнал, что этот клуб сгорел – может быть, от избыточного трения?

После окончания японских гастролей 1982 года, завершившихся концертом на бейсбольном стадионе «Сэйбу Лайонс» в Токио, аппаратуру отвезли в доки на юге города для прохождения таможни и погрузки в контейнеры – их ждало десятинедельное морское путешествие в английский порт Феликсстоув.

Трое техников, отвечавших за инструменты, звук и освещение, ранним утром выехали из гостиницы в Акасаке в сопровождении переводчицы Мако, которая должна была отвезти нас в коммерческий порт Сакурагитё. Приехав, мы увидели, что всю аппаратуру уже выгрузили и разложили по таможенному складу. В Японии мы разрешали местным рабочим самостоятельно работать с аппаратурой – они обращались с ней очень аккуратно. Представитель промоутера и таможенный агент уже были на месте, кивая, кланяясь и обещая, что японские таможенники вот-вот появятся.

Ожидая их, мы решили прогуляться по порту – к вящему неудовольствию наших дисциплинированных японских коллег. Большие международные порты всегда привлекали меня – там можно было увидеть корабли со всего мира. На цементном полу стояли товары и продукты из самых экзотических уголков нашей планеты: деревянные ящики с фруктами странной формы и дичайших цветов, новейшие электронные приборы, длинные ряды новых блестящих компактных машин, готовых пересечь Тихий океан и завоевать американский рынок. Поблизости располагалась центральная фигура всего порта – огромный русский корабль с золотыми серпом и молотом на красном фоне, гордо возвышавшийся над остальным пейзажем в свете осеннего солнца. Я никогда не бывал в Советском Союзе и никогда не видел ничего настолько русского (не считая водки, которую мы употребляли галлонами), так что мне было очень интересно разглядеть судно, прибывшее из-за «железного занавеса». Вскоре явились таможенники и без всякой задержки и досмотра поставили печати на всех нужных бумагах. Пока я загружал морской контейнер, местные рабочие заблокировали колесики авиационных кейсов и очень надежно все закрепили, чтобы аппаратура выдержала испытание и Тихим, и Атлантическим океанами.

Закончив с работой, я решил сразу вернуться в Токио, чтобы успеть на ночной рейс «Японских авиалиний» до Лондона. Переводчица Мако сказала, что у главных ворот порта я могу взять такси, которое довезет меня до станции, где я уже сяду на поезд до Токио. Она написала мне инструкции на японском и английском языке, чтобы я точно не потерялся. Когда мы приехали в порт, такси довезло нас прямо до таможенного склада с аппаратурой. Так же быстро добраться обратно до входа мы уже не могли – его толком и не видно было за сотнями складов и подъемных кранов. Мако в чисто японской эффективной манере обратилась к рабочим, и они где-то достали древний женский велосипед системы «садись и молись». Мако, будучи идеальной представительницей принимающей страны, настояла, чтобы на велосипед сел я, а она пойдет рядом. Я, будучи идеальным английским джентльменом, отказался. Мако продолжала настаивать. В конце концов мы пришли к компромиссу и решили ехать на велосипеде по очереди, но это оказалось не очень эффективно, так что я посадил Мако на сиденье, встал на педали и поехал. Это, конечно, мало напоминало романтическую сцену из фильма «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» – мы со скрипом продвигались вперед, а на нас с ухмылками таращились докеры. Все прошло довольно весело; добравшись до ворот порта, мы оба со смехом грохнулись с велосипеда. Мако, пытаясь сдерживать эмоции, показала мне, где стоят такси.

Мы попрощались, но, когда я проходил мимо поста охраны, оттуда выскочили сотрудники в форме и остановили меня. Мако тут же вмешалась в ситуацию, и, после долгого обмена восточными любезностями, мне объяснили, что охранникам показалось, будто я дезертир, сбежавший с русского корабля. Я не мог не рассмеяться, а вот они с совершенно серьезными лицами потребовали мой паспорт. У меня его не оказалось. Тогда Мако решила сымпровизировать и притворилась, что играет соло на гитаре – очевидно, таким способом попытавшись объяснить, что я работаю в музыкальном бизнесе. Потом я вспомнил, что в куртке лежит ламинированный пропуск за кулисы. Я достал его, и Мако вручила пропуск охранникам, словно некий древний талисман.

Это сработало, оба охранника даже поклонились мне, а потом таксист в белых перчатках отвез меня на станцию.

Вернувшись в гостиницу, я подтвердил, что лечу рейсом Токио – Лондон, и сложил в сумки кучу покупок – электротехнику, кимоно, деревянные гравюры и коллекцию пластиковой еды, которую выставляли в витринах ресторанов. Добравшись на такси до далекого аэропорта Нарита и зарегистрировавшись на рейс, я увидел Фреда и Фиби, его личного ассистента, в сопровождении охраны. Я подошел к свите Фреда, и мне предложили посидеть в зале ожидания первого класса (я летел экономклассом). Фред обожал Японию и задержался, чтобы кое-что купить – не новый телевизор «Сони» или фотоаппарат «Никон», а антиквариат и картины. Мистер Меркьюри обладал безупречным вкусом (за исключением пары костюмов, в которых он появлялся на сцене и в клипах) и собрал прекрасную коллекцию произведений искусства в своем доме в Кенсингтоне. Рейс «Японских авиалиний» до Лондона проходил через Анкоридж (штат Аляска), где самолет приземлялся для дозаправки. Не считая далеких заснеженных гор, смотреть в зале ожидания было почти не на что – простенький бар и свирепого вида гигантское чучело белого медведя, стоявшее в застекленном стенде.

В Анкоридже не было зала ожидания первого класса, так что я вместе с «плюшевым медведем» Фиби присел на скамейку в тени большого медведя, а Фред втиснулся между нами. Мы вряд ли тянули на спецназовцев – крупный, манерный бывший гардеробщик Королевского балета и тощий, грязный техник, – но даже нам двоим удалось отпугнуть большинство зевак, которые издалека показывали на нас пальцами. Фред всегда предпочитал анонимность, но при этом никогда не отказывал, если у него все же просили автограф.

Кристал, барабанный техник Queen, как-то утром весело раздавал автографы группе юных японских фанаток на платформе скоростного поезда, и двери, работавшие четко по расписанию, закрылись прямо перед его носом. Мы расхохотались. Мы всегда потешались над неудачами друг друга. Япония стала первым (и единственным) местом, где автограф попросили у меня. Мне даже как-то неловко стало.