Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же я не в силах игнорировать это ноющее чувство, что я что-то забыла.
– Давай. Пошли. Попросишь Рена отвезти тебя сюда еще раз.
– Если бы, – издевательски фыркаю я. – Он слишком занят зарабатыванием денег, чтобы найти время для собственной дочери. Он даже не хочет, чтобы я была здесь.
Джона хмурится.
– Кто тебе это сказал?
– Никто. Это довольно очевидно, черт возьми. Если бы не Агнес, я бы даже не узнала, что он болен.
Агнес.
Ужин сегодня.
Вот что я забыла.
– Красное или белое?
– Что? – Джона хмурится, застигнутый моим вопросом врасплох.
– Агнес пригласила меня и моего отца сегодня на ужин. Мне нужно принести что-нибудь для нее. – А еще мне кажется, что я слышу, как бутылка водки зовет меня по имени, чтобы я смогла пережить эту неделю. – Красное или белое вино?
Джона отмахивается.
– Не утруждайся. Она не ждет этого.
– Я не собираюсь приходить в чужой дом с пустыми руками, – говорю я, блуждая глазами по вывескам магазина в поисках алкогольного отдела, который мы явно пропустили. – Кто так делает?
– Я делаю так постоянно, – отвечает Джона, словно гордясь этим фактом.
– Да… ну…
Это был риторический вопрос, но меня не должно удивлять, что йети не понимает элементарного этикета. Между тем как меня моя мама, когда мне было восемь, заставляла в благодарность за организованные вечеринки приносить в дома друзей печенье и кексы.
– Приносить что-нибудь для хозяйки считается хорошим тоном. Что-нибудь вроде вина, – говорю я спокойно, с минимальным осуждением в голосе.
Джона смотрит на меня ледяным взглядом три долгие секунды.
– Агги не пьет. Твой отец иногда может выпить пива.
– Отлично. – Может быть, если я появлюсь с упаковкой из шести банок, он ощутит себя обязанным поговорить со мной больше минуты. – Где я могу достать?..
– Не можешь. Это непьющая коммуна. В Бангоре не продают алкоголь.
– Что? – Мое лицо искажается от шока. – Ты лжешь.
Брови Джоны изгибаются дугой.
– Ты споришь со мной об этом?
– Это что, черт возьми, запрет 1920-х годов?
– Нет. Это Западная Аляска, где алкоголизм является серьезной проблемой, – говорит Джона, в его голосе звучит снисходительность. – Люди будут пить так много, что зимой потеряют сознание в снежных завалах и замерзнут до смерти.
– Значит, никто не может купить алкоголь?
Звучит немного радикально.
– Не-а. Даже ты. – Он получает от этого слишком много удовольствия.
– Ну, а как тогда мой папа достает пиво? – парирую я. – Ты сказал, он пьет пиво.
– Он привозит его с собой домой, когда посещает Анкоридж или Сьюард. И нет… Я не слетаю туда, чтобы захватить для тебя чертову упаковку. – Его идеально ровные, белые зубы сверкают в широкой, злобной улыбке. – Думаю, сегодня вечером тебе придется обойтись без надлежащего столового этикета.
– Все в порядке. Я куплю ей цветы.
Я смотрю на зеленое ведро рядом с кассой, где стоят три печального вида букета лимонно-желтых маргариток, яркая краска на лепестках которых не может скрыть коричневеющие края. Моя мать-флорист умерла бы, увидев это, думаю я, хватая один из букетов, и следую за Джоной к последней кассе, глядя ему в спину.
Непьющая коммуна? Что люди заказывают в баре в пятницу вечером? Какао и крем-соду? Если подумать, я нигде не заметила мигающих неоновых огней или слова «бар».
Так как, черт возьми, люди здесь развлекаются?
– Разве ты не должен работать?
Кассир – белая женщина лет пятидесяти, со светлыми волосами, мягкими голубыми глазами и легким южным акцентом, который со временем стал тускнеть, улыбается Джоне, а на меня бросает частые любопытные взгляды. Я предпочту это, нежели то, что на меня откровенно пялятся все остальные люди здесь. Над корзинами с уцененными консервированными овощами сгорбились пожилые женщины, глядя на меня затуманенными катарактой глазами. На меня смотрят держащие товары кладовщики, замерев с поднятыми руками, – на мое лицо, грудь, туфли – когда я прохожу мимо. Женщины средних лет в нелепых джинсах и неуклюжей обуви с собранными в неаккуратные хвосты волосами, затихают в середине разговора и смотрят на меня так, будто я сбежала из цирка. Или, скорее, они знают, что я чужая, и пытаются понять, что привело меня в Бангор, штат Аляска.
Я быстро понимаю, что все здесь знают друг друга, а если не знают напрямую, то максимум через одну-две степени разобщенности, и они заведут разговор, чтобы выяснить, через сколько именно. Визит в «Мейер», похоже, считается выходом в люди в той же степени, что и жизненной необходимостью. Покупатели бродят вверх и вниз по рядам, загораживая проходы, чтобы прокомментировать распродажу говяжьего фарша и салата, или прогнозируемый перерыв в дожде, или тех, кто приедет из Анкориджа. Никто никуда не торопится.
Никто, кроме Джоны.
– Привет, Бобби. – Джона начинает бросать продукты на ленту. – Ага. Мне полагалось. По дороге я попал в засаду.
Я закатываю глаза. Из няньки Джона превратился в заложника.
– Спасибо. Я справлюсь. – Я выхватываю у него из рук зеленый перец, прежде чем он успевает швырнуть его, – и тоже роняю. – Ты не против упаковать продукты? Вон там.
Подальше от меня. Я подкрепляю свои слова легким толчком в его бицепс, твердый под моей ладонью.
Кассирша – Бобби – продолжает оформлять покупки, ее пальцы летают по клавиатуре с внесенными кодами овощей.
– Джордж сказал, что на этой неделе ожидается несколько ясных дней. Я устала надеяться на них. Но это была бы хорошая перемена после дождя.
– Ты уже должна была привыкнуть к дождю, – ворчливо замечает Джона, запихивая мои продукты в коричневые бумажные пакеты.
– Кто-нибудь когда-нибудь привыкает к этому? – Повисает пауза, а затем: – Так это твоя сестра? Или кузина? – Билли спрашивает Джону, но смотрит на меня.
– Это дочь Рена, Калла.
Быстрые пальцы кассирши замирают.
– Ох… точно! Джордж говорил, что ты полетишь за ней в Анкоридж. Джордж – это мой муж, – объясняет она, теперь обращаясь ко мне напрямую. – Он и отец Джоны вместе летали в ВВС. Теперь он летает для Рена.
Я предполагаю, что этот Джордж связан с «Дикой Аляской», о чем ранее упоминал Джона. Кроме того, Бобби снабдила меня и другой информацией – отец Джоны был пилотом ВВС США, и похоже, что Джона пошел по его стопам, во
