– Давай покушаем? Так пахнет вкусно.

– Давай, – покладисто согласилась Соня. – Надеюсь, ты любишь гуляш?

– Очень.

– Я тоже. Но обычно его с гарниром ем, а дома не оказалось ни овощей, ни круп. Зато нашелся черствый хлеб. Сейчас его в микроволновке разогрею, и можно будет булку в подливу макать.

– Я в ванную сполоснуться.

– Хорошо, я как раз разложу гуляш.

Лора удалилась. Пока намыливала руки, смотрела на себя в зеркало…

Страшная!

На лице одни глаза остались. И те как будто изменили цвет – потускнели. Но сейчас она, как никогда, напоминала инопланетянку. Бледную, скуластую… С огромными прозрачными глазами.

Лора плеснула в них водой. Затем яростно вытерла лицо. Ей не нравилось быть такой, какой она сейчас самой себе виделась. Не только в зеркале. Вообще…

«Пошла на поправку, – отметила про себя Лора. – Рана затягивается. Не болит, а зудит, но с этим можно жить. Когда болела, только о ней думала и не видела ничего вокруг. И есть не хотела. Совсем. Яблоки не в счет. А теперь мечтаю о гуляше, в который можно макнуть хлеб. И думаю завтра купить карандаш для глаз и помаду, а также своего размера джинсы и хорошенький свитерок».

Когда она вышла из ванной, на столе дымились тарелки с гуляшом. Пахло от него так, что Лора тут же плюхнулась на стул, схватила ложку и начала есть. Обжигалась, но ела. И хохотала при этом.

– У тебя истерика? – обеспокоенно спросила Софья, протянув кусок размягченного хлеба.

– Нет, просто очень вкусно, – ответила Лора с набитым ртом. Потом проглотила мясо, выпила воды, чтоб притушить пожар во рту, и добавила: – Кажется, я ничего лучшего в жизни не пробовала. А ведь это нормально, радоваться чему-то хорошему? И я радуюсь твоему гуляшу и своему аппетиту.

– Это дело даже отметить можно, – усмехнулась Соня и достала из холодильника шампанское, купленное Лорой.

– Это тебе. Презент. Я не буду.

– Куда ты денешься?

– Не пью я.

– А кто пьет? – изумилась Софья. – Шампанское не алкогольный напиток. Точнее, не столько алкоголь, сколько символ.

– Чего?

– Той самой радости. Шампанское выплескивается из бутылки, как радость из нас. Поэтому мы открываем его на свадьбах, юбилеях, премьерах и прочих веселых мероприятиях. – Она достала тонкие фужеры на длинных ножках, поставила на стол. Подумав секунду, переместила с подоконника орхидею и водрузила цветок в самый центр. – Красота! – оценила натюрморт Софья. – Открывать шампанское как? С пеной или дымком?

– Давай красиво хлопнем, но не будем заливать твою чистую кухню.

– Так и сделаем.

Соня ловко откупорила бутылку. Пробка подлетела, но ни капли шампанского не пролилось.

– Да ты профи, – похвалила ее Лора.

– На банкетах официанткой подрабатывала в студенческие годы. Я и по-гусарски могу открывать.

– Саблей?

– Ножом. – Она разлила шампанское по фужерам. – Ну что, дорогая, за все хорошее, что было, есть, а главное, будет?

Лора кивнула. Они чокнулись и сделали по глотку. Шампанское было приятным, с легким фруктовым привкусом, только недостаточно охлажденным. Но Лоре это не помешало насладиться вкусом. Пожалуй, сегодня она пьет алкоголь в последний раз перед долгим воздержанием. Срок у нее небольшой, всего шесть недель, и любая женщина, прошедшая через выкидыши, не стала бы с такой уверенностью думать, что этого ребенка точно сможет выносить. Но Лора ни на миг в этом не сомневалась. И ждала мальчика. Наверное, потому, что муж хотел именно сына. А она – как он. До того как уйти от Мансура, Лора планировала назвать сына Самиром. Красивое имя. Похоже на аккорд, исполненный на струнном инструменте. Но теперь Лора собиралась подобрать другое. Но не исконно русское, ведь неизвестно, на кого мальчик будет похож, а смуглый и бровастый Светозар – это комично. Пусть будет Марком, Александром или Петром…

Да, пожалуй, Петром. Питер, Петро, Педро, Пепе… Лора знала одного испанца по имени Пепе. Он на Кипре держал ресторан, соседствующий с тем, где она работала. Пепе был похож на Санту, пузатый, седой, бородатый. Его обожали дети и женщины. А он прожил тридцать лет со своим мужем, ни разу ему не изменив и так и не заведя потомства. Пепе умер у Лоры на руках. После закрытия ресторанов они любили посидеть вместе под пальмами, выпить испанского хереса. Обязательно сухого. По мнению Пепе, только сухой херес был правильным, настоящим, передающим дух страны.

Пепе родился в период, когда шла гражданская война в Испании. Его кумиром был Эрнест Хемингуэй. Он и бороду отрастил, чтоб быть на него похожим. Влюбился в бунтаря ирландца (по другим данным, террориста, члена ИРА) и вынужден был покинуть родину и скрываться вместе с возлюбленным. Когда Лора узнала Пепе, его супруга уже не было в живых. И всякий раз, выпивая херес после тяжелого трудового дня, они поминали его. Лора научила Пепе пить за упокой души на русский манер, не чокаясь. И как-то, опрокинув в себя стопку хереса, он сказал: «Я устал жить без него. Сил больше нет. Пора…» И осел. Лора думала, уснул. В его возрасте двенадцать часов на ногах провести – это подвиг. И обняла Пепе, положила его голову себе на колени, чтобы было мягко. Она гладила старика по седым волосам и напевала какую-то колыбельную. А когда ноги затекли и она захотела разбудить своего испанского друга, оказалось, что Пепе мертв…

– У тебя сейчас такое лицо, будто ты не шампанское выпила, а водку за упокой чьей-то души, – услышала Лора голос Софьи.

– Извини, задумалась. – Она взяла хлеб и макнула в гуляш. Голод еще не утолился. – Но ты права, я вспомнила человека, который умер.

– Марину Афанасьевну?

– Да, – соврала Лора. – От кого она пряталась за стенами центра?

– От мужа. Ему хоть и семьдесят с лишним, но силенок в нем будь здоров. Бывший штангист и до сих пор гантели тягает.

– Серьезно, за семьдесят? Марине же, я слышала, тридцать восемь лет.

– Именно. Вышла замуж на дядьку вдвое старше себя. За деда, можно сказать.

– Он что, богат?

– Смеешься? Всю жизнь тренером в детской спортшколе проработал.

– Значит, любовь?

– Уж и не знаю, – пожала плечами Соня. – А Зою третировал собственный ребенок. Любимый сыночка. Двадцатисемилетний дядя ростом под два метра. Она забеременела, когда в училище профессию продавца получала. Ее парень остался служить по контракту, а она не стала заставлять его на себе жениться. Родила, как говорят, для себя. Диплом получила, будучи кормящей матерью. Когда сыну год исполнился, вышла на работу. С мужчинами дел не имела. Редкий раз для здоровья позволяла себе секс. То с поставщиком мяса прямо в его машине, то с грузчиком в подсобке в редкие периоды его трезвости. А так чтоб в дом привести кого, такого себе не разрешала. Пару раз подкатывали к Зое мужики с серьезными намерениями, но они казались ей неблагонадежными. Это были все те же – поставщик и грузчик. Первый гулял от всех жен, что у него были, второй много пил. Какой пример эти люди могли подать ее сыну?