– Я тебе не поверю.

– И зря. Ты нравишься мне… – Мира посмотрела ему прямо в глаза. С вызовом. Она готова была принять отказ в завуалированной форме. Естественно, Антон прямо не скажет: «А ты мне нет». Он будет юлить. И совершать суетливые движения: играть стаканом, переставлять тарелки, катать по столу оливку. А потом скажет, что смертельно устал и пора спать. Но Антон удивил.

– Как мужчина? – спросил он таким тоном, будто только что услышал от госпожи Салиховой заявление о том, что барабашки существуют и одна из них сейчас стоит за его спиной.

– Да, – коротко ответила Мира.

– Не думал, что могу еще кому-то нравиться… – В глазах то же недоверие, что и в голосе.

– Почему?

– Аэлита все мужское во мне истребила. Я бесполое существо. Как амеба, не имеющая половых признаков.

– Она просто заставила тебя так думать. Меня муж тоже зомбировал. Убеждал в том, что я ни на что не годная. И как личность, и как баба полный ноль. Амеба.

– Тебе повезло, что он умер. Нельзя такое, конечно, говорить, не по-христиански это, но я так думаю.

– Да, мне повезло. – И это было так. Салихов мог остаться инвалидом. И тогда она вынуждена была бы о нем заботиться, потому что предпринять еще одну попытку убийства Мира не решилась бы. – И ты избавишься от своей жены.

– Она не умрет раньше меня. Здоровая, как лошадь. Гены хорошие, и следит за собой. Обследуется, на воды ездит. А линия жизни такая длинная, что чуть ли не запястье обвивает.

– Значит, ты сбежишь от нее. И я помогу. – Она накрыла его ладонь своей. – Взамен ничего не требую. И не прошу. Даже не жду. Прими в дар мою помощь. Как говорила мудрая Сова из советского мультика про Винни-Пуха: «Безвозмездно! То есть даром!» Я привыкла заботиться о мужчинах, которые мне симпатичны. Мне это нравится.

– Но я не привык к тому, что для меня что-то делают просто так, – горячо возразил Антон. – Всегда требовали взамен ни больше ни меньше полного подчинения. А ждали душу мою на блюдечке. Я не привык к дарам. И когда они безвозмездны, хочу отблагодарить. Но мне нечем, Мира… – Он сжал ее руку, и госпожа Салихова почувствовала не только тепло, исходящее от Антона, но и волнение. Его пальцы чуть подрагивали. – Мира, – повторил он ее имя еще мягче, ласковее, – ты очень симпатична мне. Я бы даже сказал, я восхищен тобой. Как женщиной. Но я пересохший арык. Из меня не напьешься. Вода наполнит меня, я надеюсь, но когда это будет… И будет ли?

– Позволь мне тебе помочь, – тихо проговорила Мира.

И он поцеловал костяшки ее пальцев, что, как она поняла, означало согласие.

Госпожа Салихова почувствовала, как приятное тепло разливается по телу. Она испытывала легкое физическое удовлетворение, когда выходило так, как ей бы хотелось. Поэтому и выбирала проблемных и на первый взгляд послушных мужчин. Салихов был единственным, под чью дудку она плясала. И была несчастна с ним. Ей нужен был тот, кто прогнется под нее. И она вроде бы находила, но потом оказывалось, что ее власть над мужчинами эфемерна.

– Я на минуточку, – шепнула она Антону, соскальзывая с кресла.

– Не пропадай надолго, – услышала в ответ.

Мира влетела в санузел. Она не так хотела по нужде, как обтереться смоченным в холодной воде полотенцем. Алкоголь, эмоции, кондиционер, поставленный на плюс двадцать три… Из-за всего этого госпожа Салихова потела. А нет ничего более неприятного, чем мокрые подмышки, влажные впадинки над ключицами и лоснящееся лицо.

Надолго Мира пропадать не собиралась. Поэтому сорвала с вешалки среднего размера полотенце, чтобы подставить его под струю, но махнула им так, что задела сумку Антона, которую он оставил на тумбе возле раковины.

Сумка свалилась. И из нее на кафельный пол выпала опасная бритва.

Бритва была закрыта, но Мира увидела на ее ребре запекшуюся кровь.

Тело, истосковавшееся по нагрузкам, как на амбразуру, бросилось на беговую дорожку. Руки сами по себе выставили сложнейшую программу, и Соня сначала пошла, затем побежала в гору, все больше ускоряясь. Планировала преодолеть пять километров. Не ерунда, но и не запредельное что-то. Соня, бывало, и семь отмахивала. А потом еще тягала железки, пусть и без фанатизма. Но сегодня она вынуждена была сойти с дистанции раньше времени. Сердечко начало заходиться на трехкилометровом рубеже. И Соня нажала на кнопку «стоп». И, проигнорировав тренажеры, направилась в раздевалку, чтобы переодеться в купальник. В бассейне она намеревалась прийти в себя.

Соня поздно легла вчера. Хоть устала не меньше Лоры. Но она сначала мыла посуду, потом отмокала в ванне, допивая шампанское. Разомлев от горячей воды и алкоголя, перебралась в спальню. Но не стала сразу ложиться в постель, взялась за сценарий. Перечитала его в который уже раз. И все равно не поняла свою героиню. «Сестер» понимала. Не всех, но многих. А Ирину – нет. Значит, что-то в сценарии недоработано. И Соня собралась сообщить об этом Мэтру.

Она стянула с себя спортивную форму и облачилась в купальник. В спортклубе в этот час народу было немного, основная масса посетителей подтягивалась к вечеру. Соня ходила не в пафосный – в самый обычный. Для очень среднего класса. И не потому, что денег жалела, хотя и это тоже. Просто она хотела серьезно заниматься спортом, рвать жилы, потеть, орать от натуги, поднимая веса, казавшиеся неподъемными, а не делать вид, что ЗОЖ – это ее религия.

Софья погрузила свое тело в прохладную воду. В бассейне пахло не хлоркой, а какой-то другой дрянью. Но Соня собиралась не нежиться в воде, а нарезать круги по бассейну. Взяв стремительный старт, она налетела на вынырнувшего из-под воды мужчину. Он был в специальных очках, и глаз Соня не увидела. А она всегда прежде всего обращала внимание на глаза. Но заметила рот, в меру пухлый, четко очерченный. Красивый. Только на губе болячка. Софья еще подумала, мало ли с какой заразой этот очкастый залез в бассейн.

– Извините, – выпалил он.

– Будьте внимательнее, пожалуйста, – еле скрывая раздражение, буркнула Соня.

Мужчина сорвал очки и сурово на нее уставился. Глаза холодные, серо-зеленые. Светлые очень. Как и ресницы. Но такие длинные и закручивающиеся так, что почти достают до густых бровей. Нос прямой, крупный, на нем вмятина от очков. Подбородок мужественный, бритый, но темная щетина уже пробивается.

«Интересно, какие цветом у него волосы? – подумала Соня – мужчина был в шапочке для плавания. – Такие, как брови с ресницами, или как щетина?»

– Такая красивая и такая сердитая, – проговорил он, качнув головой. Затем сделал мощный гребок и оказался у лестницы. Взобравшись на бортик, стянул с головы шапку. Волосы оказались золотыми. Не белыми, как брови с ресницами, не темно-русыми, как щетина, а рыжеватыми.

Трехшерстный. Как кот. Хотя не бывает трехшерстных котов, только кошки.