теребит щеколду на сетчатой двери. Затем Лиззи прокричала мне, вываливаясь в ночь: «Никогда не влюбляйся в басистов!»

Я пошла за ней обратно к костру. Джоэлла подняла бровь:

– И где вы были?

– Ну, – сказал Клэй. Он взял акустическую гитару Айрис и начал говорить нараспев под аккомпанемент собственного бренчания: – Где-э-э вы-ы-ы-ы бы-ы-ы-ли-и-и?

– Просто болтали, – сказала я.

– Ну, я рада, что вы вернулись, – сказала Айрис, – потому что я кое-что хотела вам всем подарить.

Она схватила рюкзак и достала из него самодельные конопляные ожерелья, в каждом по голубой бусине, – она раздобыла их у странного шамана, который жил в квартире этажом ниже и постоянно прованивал весь дом жуткими благовониями, а еще делал чучела из животных, которых сбили на дороге (добро пожаловать в Сан-Франциско).

Итак, мы все надели ожерелья, но это в очередной раз запустило целую дискуссию о том, Какая Мы Группа. К тому моменту мы уже становились экспертами в разговорах о том, Какая Мы Группа, и могли начать разговор об этом, пожалуй, с чего угодно.

– Итак, кто мы теперь? Группа в одинаковых ожерельях?

– Да ладно, Джоэлла.

– Что, никто больше не думает, что это суперсентиментально?

Все еще бряцая на гитаре, Клэй пропел:

– Оу, я-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а не понимаю, почему мы вообще начали этот разговор об ожерельях, когда мы все еще играем песни, которые написали три года назад.

– Группы исполняют свои старые песни, Клэй. Группы правда это делают. Даже такие, как «Абба».

– Ага, а все слышали, как Айрис только что сказала «какабба»?

– Да, но я не хочу, чтобы мы были просто очередной группой, понимаете? Разве вы никогда не мечтали о чем-то боль…

Внезапно в безоблачном черном небе сверкнула молния и ударила прямо в ожерелье Лиззи, затем срикошетила в наши пять голубых бусин, отбросив нас в лес и раскидав по палой листве, как крошки стирательной резинки по странице.

– Все живы? – прокричала я.

– Вроде как, – сказала Айрис, поднимаясь и сразу же спотыкаясь. Она оперлась рукой на камень, и вся земля под нами задрожала, и потом где-то в паре метров упало маленькое дерево.

– С ударением на «вроде», – сказала Джоэлла. Она висела в воздухе в метре над землей. Ее глаза будто горели огнем.

Итак, я не знаю, было ли дело в молнии, или в бусинах шамана, или в нашей близости к старому заброшенному правительственному испытательному полигону, или в том, что мы все были пьяны, или в том, что такие вещи иногда просто случаются, но в ту ночь у нас всех появились суперспособности. Еще раз, я очень не хочу подчеркивать этот момент с суперспособностями – мне не хотелось бы, чтобы мое умение использовать кулаки как фотонное оружие стало самым интересным, что во мне есть, и затмило бы, я не знаю, мою выдающуюся личность, – но касаемо суперспособностей было два основных правила: 1) чтобы они работали, на нас должны быть надеты наши ожерелья с синими бусинами, и 2) мы должны быть пьяны. И чем больше мы напивались, тем сильнее становились.

Когда мы вернулись в город, начались разговоры, что, может, надо собрать какую-нибудь супергеройскую команду, но, по правде говоря, это все казалось слишком напряжным.

– На мой взгляд, вся эта тема с тем, чтобы использовать-наши-силы-во-благо, уже стала каким-то клише, – сказала Джоэлла (солистка, глаза-лазеры, умение летать). – Типа что мы должны делать – просто бродить по улицам, пока не увидим, что кого-то грабят? Это не кажется мне лучшим использованием нашего времени.

Но затем Айрис (соло-гитара, кинетическая вибрация, телепортация) толкнула очень воодушевляющую речь о, типа, ответственности и всем таком, о том, что значит быть гражданином вселенной, об общественном договоре или чем-то вроде этого. Хотела бы я запомнить ее получше, потому что, когда я пересказываю ее своими словами, это звучит супернеискренне, но это правда была довольно-таки клевая речь, очень вдохновляющая, и она абсолютно точно заставляла тебя почувствовать, что все произошло не просто так, и в полотне твоей судьбы всегда была эта благородная нить, и, просто существуя в этом мире, ты уже была частью чего-то чудесного. Но я не знаю; может, вам просто надо было быть там.

Ну, потом мы на какое-то время стали супергероями, и это была целая история.

Я не помню всей этой супергеройской фигни, потому что ее было типа довольно много, к тому же в самые важные моменты я была фантастически пьяна, но те ночи возвращаются ко мне флешбэками. Это были ночи с разбитыми бутылками в подворотнях, а также трехдневные выходные, которые оборачивались расквашенными носами при падении с пятнадцатиметровой высоты. Это были ночи, полные спотыканий, падений, смеха, криков, ударов, ползанья, визгов, плача, прыжков, полетов, жизни, алкоголя, пения, алкоголя – мы сражались с ангелами, настоящими, богом клянусь, падшими ангелами, объебанными амфетаминами, мы бились с морскими чудовищами высотой с «Трансамерику»[15], всю ночь не спали и трепались обо всякой хуйне, трахали поклонниц, останавливали ограбления банков, давали интервью, в которых журналисты задавали вопросы в духе «Правда ли, что вы непробиваемы?», и Джоэлла наклонялась очень близко к диктофону и, не отводя глаз от журналиста, говорила: «Не могу говорить за других, но меня пробивали уже сотни раз».

Нас толпой окружали репортеры, пихая микрофоны нам в лица, ослепляя нас взрывами фотовспышек, мешая нам спасать мир. «Как вам удается оставаться такими скромными?» И, утирая виски с губ, мы, пошатываясь, отправлялись в полет или типа того навстречу какому там следующему приключению и кричали прессе «Да никак».

Гарем почитателей Джоэллы разросся с полдесятка до нескольких сотен, казалось, за одну ночь. Красивые девушки налетали на Клэя в барах и забегаловках и говорили: «Эй, разве ты не один из „Подающих надежды“?», а Клэй (барабаны, каубелл, молекулярное поглощение энергии и физической плотности объектов) ухмылялся и говорил что-нибудь суперпошлое и дурацкое вроде «Ну, я даю, но только не Надеждам».

Но хуже всех была Лиззи. Она подходила прямо к ним, этим женщинам, сидящим в одиночестве или с друзьями, или со своими девушками, или даже парнями, мужьями – не имело значения. Она подходила и говорила: «Эй, зачем ты теряешь время с этим чуваком? Смотри, какое дело: я очень хороша в постели, играю на басу и у меня есть сила жутких шестиугольников. Не хочешь прогуляться?»

Тем временем у нас всегда находился злодей, которого нужно было победить, судебная тяжба, которую надо было уладить, лицензионное соглашение, которое надо было согласовать, – Матт Вонг ушел с работы и стал нашим коммерческим директором на полную ставку. Я не знаю,