Впрочем, многими годами выработанные навыки не дремали, но если наблюдение за ним и велось, то на хорошем профессиональном уровне: Гера его не засек. Он устроился за пустым столиком под ярким зонтом с небольшой, но неизменной многоуровневой металлической вазой с фруктами. По его просьбе официант принес чашку кофе…

Талеев настолько сосредоточился на предстоящем разговоре, что совершенно не заметил, с какой стороны возник у его столика высокий представительный араб во фланелевом костюме европейского пошива и жестом осведомился о возможности занять свободное место. Гера вежливо сообщил по-английски, что столик занят. Однако араб не обратил никакого внимания на этот ответ и по-хозяйски расположился на соседнем с журналистом свободном стуле. Талеев повторил по-французски, а потом по-немецки:

– Простите, столик занят!

Араб окинул его бесцеремонным взглядом маслянисто-оливковых глаз и приблизил свои губы к уху Геры:

– В этой стране для меня нет ничего занятого! – Его английский был безупречен. – Или вы так и не поняли, к кому приехали, господин русский журналист?

Ни в одном источнике Талееву так и не удалось обнаружить даже самую плохонькую фотографию Хасана. Ориентироваться приходилось лишь на словесное описание. А здесь были явно заметны кое-какие нестыковки. К тому же журналист терпеть не мог хамства.

– В коротком списке моих предполагаемых контактов числятся только высокоуважаемые господа. Вы в число таковых определенно не входите. – Гера отхлебнул кофе и съел виноградину из вазы. – Очень жаль, если в «этой стране»…

Договорить он не сумел: лицо его визави почему-то странно расплылось, перевернулось, потом съежилось до размеров теннисного мяча вместе со всем окружающим пространством и, полыхнув нестерпимо белым взрывом, рассыпалось в разные стороны мириадами ослепительно сияющих звездочек. Наступила кромешная тьма…

…Журналист сидел на груде небольших подушечек, хаотично разбросанных по всей поверхности большого низкого дивана. Именно сидел, поджав разутые ноги, а не лежал, что было бы более естественным. Наверно, он сначала шел, потом разулся и взгромоздился на свое мягкое ложе, а только тогда очнулся… Нонсенс. Значит, кто-то проделал все эти процедуры с его послушным, безвольным телом, возможно, спящим, а затем разбудил…

Гера повертел головой и удивился, что не испытывает никаких неприятных ощущений. Странно! Ему не единожды в жизни случалось пребывать в состоянии «отключки», благодаря самым разнообразным формам и способам «наркоза», включая механическое воздействие в виде сильных ударов по голове, и каждый раз возвращение в суровую реальность сопровождалось болью, головокружением, странными «разрывами» в памяти…

Сейчас он прекрасно помнил столик на открытой веранде, высокого араба, чашечку кофе, виноградину… Ай да ухари! Наверно, что-то добавили в кофе. Хотя, гурман, ценитель и знаток этого волшебного напитка, Талеев ничего не почувствовал на вкус. Ну не виноградина же виновата! Для этого надо было «нашпиговать» всю вазу. Впрочем, Восток – дело тонкое, а гостеприимство обязывает. Гера машинально взглянул на запястье левой руки – часов на месте не было…

– Зачем уважаемому гостю следить за временем? Это забота гостеприимного хозяина.

Да откуда ж ты взялся-то?! Только что вокруг абсолютно никого не было! Неужели прятался под диваном? Талеев сравнил объем талии говорившего с высотой коротких гнутых ножек дивана и с сомнением покачал головой: не сходится.

– Что-то не так? – тут же откликнулся упитанный человек с раскатистым баритоном, задрапированный до самого пола во что-то белое.

Гера тут же глянул на себя: слава богу, все в порядке, на нем был привычный костюм.

– Это, часом, не саван? – поинтересовался журналист.

Вошедший не смог скрыть легкого удивления:

– Странные аналогии!

И пристально посмотрел прямо в глаза Талееву пронизывающим «гипнотическим» взглядом.

Теперь Гера улыбнулся широко и открыто:

– А что еще может подумать случайный путешественник, очнувшийся в райском саду?

Он широким жестом обвел просторную залу, декорированную в богатом византийском стиле. Легкая улыбка понимания раздвинула сочные губы хозяина в обрамлении густой, замечательно ухоженной бороды-эспаньолки:

– Вам ли, атеистам и прагматикам, думать о царствии небесном?

– Тьфу-тьфу-тьфу, упаси, Господи! Но… как же иногда хочется помечтать…

Вальяжный хозяин почувствовал, что такое словесное состязание с его необычным посетителем может и не привести к привычной безоговорочной победе. Он легко вступил на диван и расположился напротив журналиста.

– Вы интересный человек, Герман Талеев. Или Герард Усольцев?

Гера только легко и равнодушно пожал плечами, но не проронил ни слова.

– Понимаю, понимаю… Творческая личность, публикации в прессе, литературный псевдоним… Что же… э… сподвигло вас на такое рискованное путешествие? – Хасан тут же замахал руками. – Нет-нет! Я постараюсь ответить сам.

В неслышно распахнувшуюся дверь два стюарда-араба вкатили вместительный сервировочный столик. Прямо на диван между собеседниками они установили специальный поднос и мгновенно расставили на нем множество разнообразнейших яств. В тончайшего фарфора почти прозрачные чашечки налили кофе. Талеев внимательно понаблюдал за этим процессом, а потом вопросительно взглянул на хозяина. Тот рассмеялся:

– Ах, уважаемый, успокойтесь: никаких «добавок»! Поверьте, там, в кафе, мои люди просто предприняли самые незначительные меры, чтобы… э… дальнейшее ваше путешествие прошло как можно быстрее и незаметнее.

«Да-да, очень интересно было бы узнать, куда меня затащили, – подумал журналист. – И по времени никак не сориентироваться». Хозяин правильно понял его молчание:

– Не задавайтесь абсолютно ненужными и неразрешимыми для вас вопросами. Триполи, Бейрут, Баальбек или какое-нибудь высокогорное убежище. А может, это уже и не Ливан вовсе, а Сирия или Иордания? Бросьте! Ведь вы сами были готовы ехать куда угодно.

«Вот тут ты прав. А что, Сирия – это вполне реально». Какие-то внутренние биологические механизмы его организма подсказывали Талееву, что в беспамятстве он находился довольно долго. Хозяин, между тем, продолжал говорить:

– Я не открою для вас секрет, если скажу, что не просто недолюбливаю журналистов, а презираю и ненавижу их. Это самые беспринципные и продажные люди… после некоторых других…

«Здорово же они тебе насолили! Да и от папарацци пришлось попрятаться. Только с ними ты, скорей всего, по-другому разбираешься».

– …Хотя и они имеют право на свое богопротивное существование. Аллах милостив!

«Хоть на этом спасибо!»

– Теперь по поводу «рискованного путешествия». В подавляющем большинстве случаев на такое отваживаются преследуемые в собственной стране диссиденты – разоблачители и правозащитники. Впрочем, их идейная позиция ничуть не мешает им торговаться за каждый из тридцати сребреников. Другая категория, весьма распространенная среди журналистов, – это охотники за сенсационными интервью. Но я – неплохой психолог, чтобы с уверенностью сказать: вы к таким не относитесь. Кроме того, вы в здравом уме, чтобы так рисковать. И действительно: известный в своей стране процветающий проправительственный журналист…. Какое недовольство, какие преследования, зачем сенсационные интервью? Остается думать, что ваш визит и настойчивые поиски встречи со мной – это провокация…