к своему месту. Теперь кланяется публике. Пауза, вероятно дирижёр уже поднял руки, и вот – медный духовой инструмент заиграл долгожданные, великолепные звуки идущей вниз мелодии. Этот сгусток прекрасного, квинтэссенция, тончайшая, самая одухотворённая сущность нынешнего спектакля. Всё внутри балерины содрогнулось. Она закрыла глаза и, следуя за звучанием музыки, переходила от реальности в иной, сценический мир. Медленно и меланхолично композитор начинал этот красивейший спектакль. Любовь, вечность, красота – всё самое одухотворённое и высокое звучало в лирической музыке. Полина наслаждалась звучанием нот Чайковского. Совсем скоро, предвещая трагедию, скрипки заиграли зловещую мелодию и накал надвигающегося бедствия зазвучал во всём оркестре. Кульминация. На фоне барабанной дроби, forte[43], трубы – предвестники беды – заиграли основную партию увертюры, наполняя её всеми оттенками трагедии, безысходности и горя.

От самой глубокой стены закулисья до главной ложи зрительного зала – всё пространство заполнила чарующая, печальная музыка Петра Ильича Чайковского. «Лебединое озеро» началось.

Солистке не хотелось слушать феерических звуков танцев во дворце, и она наскоро направилась в гримёрную, ожидать своего выхода подальше от сцены. Проходя в коридоре мимо огромного телевизора, транслирующего происходящее на сцене, она услышала звуки первого вальса. Полина остановилась. «Чайковский, безусловно, – гений. Как ему удавалось создавать такую музыку? Это так красиво», – подумала про себя, улыбнулась и несколько минут смотрела, как вся труппа легко вальсирует по сцене.

Зрители были довольны. Они наслаждались и совсем не замечали тотального напряжения артистов. Каждый, кто выходил сегодня на сцену, испытывал огромное волнение. После долгой паузы танцевать «Лебединое озеро» сложно всем артистам. И пусть его уже танцевали бессчётное количество раз, каждое «Лебединое» особенное. Оно непросто запоминается телесными мышцами, его партии надо пережить, познать глубоко. И каждый раз следует танцевать со всей отдачей, как в первый раз. Волнение артистов витало в воздухе и опытному взору ощущалось гораздо ярче обычного.

Солистка ушла в себя. В полной тишине гримёрной настраивалась на рабочий лад.

– Полина, через десять минут ваш выход, – из динамика громкоговорителя раздался голос ведущей спектакля. Балерине уже следовало направляться к сцене.

– Пора, – напутственно прошептала солистка, внимательно посмотрела на себя в зеркало, слегка подправила лебединые «ушки» и пошла за кулисы.

Злой волшебник Ротбарт вытанцовывал колдовские па и балерины-лебеди за кулисами уже были готовы к первому выходу. По задней кулисе проплыли бутафорные лебеди, и Полина Одеттой ступила на сцену.

Только в «Лебедином озере» партия солистки начиналась таким важным и красивым выходом. Её руки, утонченно двигаясь, порхали словно лебедиными крыльями, красивейшие позы следовали одна за другой. Полина внутренне подбадривала себя: «Сегодня мой лучший выход, лучший спектакль!» Она старалась каждое движение протанцевать не телом, а душой и выполнить всё как можно профессиональнее.

Эмоционально неимоверно сложный, захватывающий момент, когда балерины-лебеди вереницей появляются на сцене. Все как одна в строжайшем синхроне, они танцевали технически сложный номер. В это время за кулисой Полина наскоро перевела дух, и вот – лебеди встали коридором, стеснительно спрятались, каждая под своим крылом, и смотрели вдаль, пытаясь разглядеть принца.

Арфистка провела долгое арпеджио.

«Мой выход. С Богом», – сказала себе Полина, перекрестилась и под звуки арфы вышла на сцену.

Сделав несколько взмахов руками – крыльями, она опустилась в самую главную позу спектакля. Начинался изумительный балетный номер, белое Adagio. Скрипка повела сольную мелодию, и балерина поднялась в чудную лебединую позу. Зигфрид – Томас заботливо и чутко поддерживал и подхватывал её. Полина доверилась партнёру и, выполняя высокие прыжки-поддержки, легко и свободно парила в воздухе. Томас сегодня её очень хорошо чувствовал, первичное волнение ушло, голова была ясна, и она танцевала со всей отдачей и любовью.

«Я – лебедь, заколдованное девушка, которая не в силах передать свои истинные чувства. Через детали, намёками, лёгкими прикосновениями – только так могу передать принцу, как он мне нравится». Зазвучала последняя фраза Adagio, и Полина встала в изумительную, зафиксированную позу. «Получилось! Ура, всё прошло безукоризненно!» – внутренне хвалила себя солистка и сдержанно кланялась аплодирующей публике.

Со сцены она почти убегала – ей совсем не хотелось услышать спонтанной радости зала во время выхода «Маленьких лебедей». Стоило появиться маленьким балеринам как весь зал с удовольствием расслабился.

«Будь проклят тот человек, из-за которого сольный номер солистки навсегда утерял свою значимость!» – сухо и грубо буркнула себе под нос балерина и убежала в гримёрку.

Последнее действие. Выкручивая тридцать два фуэте в чёрном костюме, Полина стабильно стояла на опорной ноге и глазами держала точку. Сегодня она выходила на новый виток с более сильным порывом тайной злости. Её просто колотило внутри. С каждым оборотом Одиллия принимала черты не роковой, а злой женщины. Всё шло как по маслу – ритмично, точно, не смазываясь. И вдруг перед глазами Полины само собой возникло лицо Бориса. «Прочь! Показалось!» – промелькнула мысль, но назойливая картинка повторилась и выбила ее точку фиксации, за которую вращаясь держалась балерина. Полина пошатнулась, но докрутила пируэт. Зашла на предпоследний, как вдруг прямо перед собой увидела в костюме Ротбарта смеющегося Бориса. Опорная нога потеряла свою упругость, подвернулась и солистка навзничь упала на пол. Зал ахнул.

Полина лежала на паркете лицом вниз и боялась поднять голову. Невероятно острая боль прошла от ноги по всему телу и сковало его. Было страшно, больно и так обидно. Весь мир куда-то исчез, провалился. Время замерло. В голове словно гремел огромный колокол. Она не шевелилась и только слышала, как громко кровь стучит в висках.

Вокруг, словно с огромнейшей Щелкунчиковской ёлки, падали на землю и в такт пульсации ее крови разбивались об паркет огромные игрушки. Разноцветные хрустальные шары срывались с зелёных веток и медленно разлетались об пол. Едва различимые осколки летели во все стороны и в полумраке создавали иллюзию блеска, светящегося на туманном фоне сцены.

Падая одна за другой, разбивались об пол её несбыточные мечты. Огромный шар с голубоватым отливом – все те «Лебединые», которые уже никогда не станцевать. Многоцветно переливающаяся, вся светящаяся диковинная игрушка – уже не её «Коппелии». Красное солнце «Кармен» и огромное количество плохо присмотренных девочек «Тщетной предосторожности». Белый шар «Жизель», ярко – жёлтый «Дон Кихот» и все другие возможные спектакли. Как бомбы ударяли шары вокруг неё и с каждым вздрагиванием убивали не свершившиеся сладкие иллюзии. Занавес опустился.

* * *

Тяжелейшая головная боль мучала с