не в первый раз в участке! В работный дом его надо, да цепью за ногу к станку прицепить — в который раз сбегает! А кто ж батин долг будет отрабатывать, ну? — усатый тряхнул мальчонку за ворот рубашки. — Батя у него помер, долгов оставил, — пояснил он для Висмута, — а этот, вместо того, чтобы отрабатывать, вона чем промышляет! Розгами тебя надо, сучёныш, розгами! — пригрозил жандарм и поволок мальчишку прочь. — А вы отдыхайте, пожалуйста, господа, веселитесь — ночь-то вона какая хорошая стоит! — крикнул он через плечо.

— Зачем же вы так, господин Празеодим! — попеняла старику Сурьма, когда паренька увели.

— Я всё сделал верно! — категорично заявил Празеодим.

— Ладно, пойдёмте обратно, время уже позднее, завтра вставать рано, — вздохнул Висмут.

Возвращались они медленнее. Висмут заметно прихрамывал. Сурьма помнила, что он, бывало, хромал и раньше, поэтому списывать всё на произошедшее сейчас не стала. Видимо, была какая-то травма, которая время от времени его беспокоила, и мальчишка своим пинком вновь её разбередил. Сурьма долго молчала, прикидывая, как бы повежливее спросить об этом, но все вертевшиеся на языке фразы были не слишком-то деликатными, а любопытство бурлило и пенилось в ней, как кипящее молоко, поэтому она решила спросить как есть, по простому:

— Что у тебя с ногой, Висмут?

Они всё ещё шли под руку, и Сурьма почувствовала, как под её ладонью напряглись мускулы напарника.

— Я… — замялась она, — Может, я смогу чем-то помочь?

— Нет, — коротко ответил Висмут.

— Пуля у него там, — проскрипел Празеодим.

— Папа!

— Ещё с войны.

— Помолчи!

— Но так ему и надо.

— Уймись уже!

— Ведь если бы не…

— Да заткнёшься ты или нет?! — взорвался Висмут, резко останавливаясь посреди дороги.

Сурьма отпустила его локоть, Празеодим развернулся лицом к сыну и впился в него нахальным взглядом.

— А то — что? Здесь меня бросишь? Ну давай. Давай, отомсти мне за твою разваленную жизнь!

Сурьма заметила, как на окаменевшем лице Висмута заходили желваки, и поняла: дело принимает нешуточный оборот. Она осторожно коснулась его плеча, скользнула ладонью вниз по руке к его ладони, и Висмут стиснул её пальцы — неожиданно и сильно, но не причинив боли. Электрический разряд прошил её до самого плеча, но Сурьма даже не вздрогнула. Висмута, видно, тоже ударило, и он, резко вздохнув, словно очнувшись, пошёл дальше, обойдя Празеодима. Тот, довольный учинённым скандалом, посеменил следом.

— А почему мальчишка должен погасить долг отца? — прервала неловкое молчание Сурьма, пытаясь перевести тему. — Ведь после смерти заёмщика его долг аннулируется.

— В Метанале другие законы на этот счёт, — ответил Висмут. — Если отец паренька брал заём в городском банке, то после его смерти долг перешёл по наследству к сыну. А если наследник не в состоянии выплатить долг в течение установленного времени, его приговаривают к работам в пользу банка, пока заём не будет погашен. Мальчишка вряд ли грамотен, для таких — работа самая тяжёлая, грязная и вредная. Такая, за которую берутся либо отчаявшиеся, либо те, кого заставил суд.

— Бедняжка! — вздохнула Сурьма.

— Он заслужил наказание, маленький воришка! — из-за их спин подытожил Празеодим.

Вернувшись в поезд, Висмут запер отца в купе и ушёл в будку машиниста, не желая оставаться с вредным старикашкой в одном помещении. Колено кипело острой, почти нестерпимой болью, но пить эфир он не решался: рано утром в дорогу, а после обезболивающего внимание притупляется, а реакция — замедляется. Придётся потерпеть. Хотя казалось, что проще сдохнуть.

Висмут откинулся на спинку кресла машиниста, вытянул ноги и попытался задремать. Боль уснуть не давала. Спустя полчаса дверь в будку машиниста скрипнула, и в квадрате резкого света вокзальных фонарей появилась Сурьма. Она, как и Висмут, переоделась в рабочую форму, словно уже была готова выйти на маршрут. Вот только цилиндра не хватало, и волосы были забраны в небрежную косу — как для сна. Видимо, она уже легла, но что-то заставило её подняться.

— Ты чего не спишь? — поинтересовался Висмут, глянув на неё сквозь полуприкрытые веки.

Сурьма замялась, перехватила из руки в руку свой ПЭР.

— Я тут подумала… — робко начала она. — Ты прости, пожалуйста, но мне нужно спросить. Это важно. Можно?

— М-м-м, — прозвучало скорее утвердительно.

— Там правда пуля?

— Правда. Застряла в кости.

— Тогда я… я могу помочь.

Висмут выпрямился в своём кресле.

— Каким же образом? — недоверчиво спросил он.

Сурьма приподняла свой чемоданчик.

— Импульсы должны ослабить такую боль. Я однажды слышала, что подобное кое-где практикуется. Сама не пробовала, но… Хуже в любом случае не станет. Позволишь?

Висмут довольно долго молчал, о чём-то размышляя. Боль грызла колено с аппетитом изголодавшейся гиены.

— Ну, раз хуже не станет… Что я должен делать?

— Сидеть, просто спокойно сидеть, — улыбнулась Сурьма, опускаясь на пол.

Она открыла ПЭР, размотала проводки и, повернув переключатели, надела перчатки.

— Может покалывать, как от лёгкого напряжения, — предупредила она, — ты можешь ощутить тепло, щекотку или небольшую вибрацию, словно гул внутри тела. Это нормально. Если будет что-то другое, скажи.

— Угу, — не разжимая побледневших губ, согласился напарник.

— Ой, — она озадаченно уставилась на его колени, — м-м-м… Висмут, через ткань это не сработает.

Он наклонился, поморщившись от боли, закатал штанину широких рабочих брюк выше колена — ровно до того места, где виднелся тёмный рубец, оставшийся после операции. Сурьме понадобилось несколько секунд, чтобы преодолеть неловкость и прикоснуться к обнажённому колену Висмута. Она уселась у его ног, руки в прорезиненных перчатках осторожно легли по обе стороны шрама над коленом. Она прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться, но всё равно чувствовала, что Висмут смотрит на неё с высоты своего кресла.

— Ты можешь не нависать надо мной? Ты меня отвлекаешь.

Висмут молча откинулся на спинку кресла, уставившись в потолок. Вскоре он почувствовал, будто струи тёплой воды проникают под кожу, достигая очага боли и разливаясь по нему блаженным покоем, отгоняя бешеных гиен, обволакивая измученную плоть, утишая, убаюкивая. С губ сорвался вздох облегчения.

Сурьма бросила на Висмута быстрый взгляд и, улыбнувшись себе под нос, — работает! — уверенней прижала ладони к его колену.

Спустя несколько минут вновь заныли уставшие за день плечи и спина. Сурьма поёрзала, пытаясь устроиться поудобнее, закрыла глаза, чтобы не терять концентрации. А потом почувствовала, как ладони Висмута легли ей на плечи, мягко и умело массируя перенапряжённые мышцы, и прикусила губу, удерживая блаженный стон. А спустя некоторое время уснула, утомлённая долгим днём, уронив голову ему на колени.

Глава 16

Висмута разбудил первый рассветный луч, прицельно бьющий сквозь стекло прямо ему в лицо. Висмут потёр глаза, выпрямился в кресле машиниста и замер: у его ног, головой