Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну неужели в вас нет малюсенького страха? – наседал Патрик.
– У нас получается странный разговор, – поморщилась я.
Патрик приложил руки к груди.
– Простите. Я пишу книгу, она будет называться «Страх человеческий», вот и не упускаю возможности поковыряться в чужой душе. Знаете, люди порой опасаются смешных вещей: клоунов, воздушных шариков. Одна моя знакомая не могла видеть розы, другая почти теряла рассудок в толпе, ей на нервы действовало скопление народа, а кое-кто не вылезет из дома из-за агорафобии.
– Первый раз слышу, – удивилась я.
– Неужели? Этот психоз часто встречается у жителей мегаполисов, – голосом лектора завел Патрик, – человек не может выйти из дома, при особо запущенной форме он даже не покидает свою комнату.
– Может, Лера страдала агорафобией? – предположила я.
– Вероятно, – пожал плечами психолог, – теперь правды не узнать. Агорафоб способен умереть от ужаса, очутившись один на улице, или впасть в безумие: ему почудятся убийцы, он начнет нести ахинею.
Я кивала в такт словам Патрика, потом подавила зевоту, а психолог продолжал:
– Страх уничтожает личность. Чего боитесь вы?
К этому моменту меня словно опутало липкой паутиной, ноги-руки превратились в желе, голова плохо держалась на шее.
– У каждого своя фобия, – журчал Патрик.
Что-то тяжелое стукнуло меня в грудь. Я вздрогнула. Дремота рассеялась.
– Афина! – заорал Патрик. – Кто тебя сюда звал? Принеслась и налетела на Дашу.
– Наоборот, спасибо Фине, – встрепенулась я, – меня совсем разморило.
– Жаль, я ничего не выудил из вас для моей книги, – пригорюнился Патрик, – чем больше материала, тем весомее научный труд.
Мне хотелось еще посидеть на свежем воздухе. Через пару дней придет настоящая осень, зарядят нудные дожди, нужно будет проводить дни и вечера в комнате. Не грех воспользоваться столь редким в конце сентября погожим вечером, но Патрик своим разговором портил все удовольствие. Я демонстративно повернулась к Афине и невежливо заметила:
– Слышишь, Фина, какая восхитительная тишина? Обожаю, когда никто не мешает, не пристает с беседой.
Собака положила голову мне на колени и неуверенно сказала:
– Гав.
– Лучше помолчим! – продолжила я, надеясь, что Патрик обидится и уйдет.
Но психолог оказался из породы толстокожих, он не собирался вставать со скамейки, наоборот, заговорил с удвоенной скоростью:
– Судьба ученого трудна, в особенности если не сидишь над формулами, а зависишь от исследований, изучаешь тайны человеческой души. Ради страницы текста приходится опрашивать толпы людей, не все настроены откровенничать, но я упорный, терьер по характеру. Не отстану, пока не получу желаемого.
«Оно и видно», – чуть было не сказала я, но вовремя спохватилась и решила соврать Патрику. Иначе, похоже, от психолога не избавиться.
– Ну ладно, признаюсь, только не смейтесь.
– Я внимателен ко всем и никогда не допущу бестактности, – заверил Патрик.
Я разбудила в себе актрису Мерил Стрип, не меньше, и проникновенно сказала:
– Глупо, но меня трясет при виде людей, одетых в черное.
– Сочувствую, – сказал Патрик. – Это самый модный цвет, его многие носят.
Меня охватило вдохновение.
– При виде человека, облаченного, словно на похоронах, я еле сдерживаюсь, колени подгибаются, руки холодеют, уши, наоборот, горят огнем, подступает тошнота, сердце колотится.
– Паническая атака, – пробормотал Патрик, – вы не замерзли? Ежитесь и сгорбились!
– Поеду, поищу Рипа, – воскликнула я и, не дожидаясь реакции собеседника, порулила вперед.
– Не сворачивайте с дорожки, – заботливо крикнул мне вслед психолог. – Вдруг там за деревом стоит черный-пречерный человек?
– И держит торт, откуда в полночь высовывается черная рука и душит девочек-мальчиков, – ухмыльнулась я.
Патрик рассмеялся, а я покатила дальше. Внезапно я уловила тихий шорох в неосвещенной части сада. Надеюсь, Рип не роет землю, некоторых собак мясом не корми, дай соорудить подземный ход.
Вымощенная плиткой тропинка оборвалась, впереди виднелась лужайка.
– Рип! – крикнула я. – Иди сюда!
Я всмотрелась во тьму. Как я уже говорила, из экономии Софья зажигала лишь пару тусклых фонарей у веранды дома и на дорожке. Но сегодня стоит тихий ясный вечер, на небе ярко горит луна, ее света вполне хватило, чтобы разобрать: у самого забора возле большого дуба копошится черная тень.
– Рип, немедленно возвращайся, – возмутилась я, – не все можно есть, надеюсь, ты не нацелился на лягушку или несчастную мышку. Эй, Рип, имей в виду, грызуны – переносчики бешенства.
У моих ног послышалось шуршание, сопение, и я увидела лохматую мордочку. Щенок, цепляясь острыми коготками за плед, влез ко мне на колени. Я удивилась: найденыш растет, словно мухомор под летним дождиком, похоже, он прибавляет по десять сантиметров в день, и уже размером почти с Хуча. Только серая тень у ограды длиннее, она вроде стоит на задних лапах, передними шарит по стволу дерева.
Внезапно над головой послышался тихий шелест и голос:
– Человек.
Я чуть не вывалилась из коляски. Сердце застучало отбойным молотком, спина вспотела, а по шее побежали мурашки. Шелест усилился, моего плеча что-то коснулось.
– Человек, – повторил голос, – Гектор.
– Дурак! – воскликнула я.
– Ворон, – с достоинством возразила птица.
– Как ты меня напугал! – рассердилась я. – Прилетел из темноты, завис над макушкой, словно вертолет, прямо страх на крыльях ночи.
– Страх боится страха, – неожиданно произнес Гектор баритоном.
– Хватит философствовать, поехали в дом, – распорядилась я.
– Человек, – повторил ворон, на этот раз он говорил своим голосом, если, конечно, эти слова применимы к птице.
Я вздрогнула. Вероятно, вóроны обладают острым зрением, а по уму Гектор почти подросток, вот и пытается общаться со мной на равных.
– Человек, – не утихал ворон.
– Там есть кто? – неуверенно крикнула я.
Тень не шевелилась. Я перевела дух.
– Гектор, успокойся, впереди чернеет куст, который я по глупости приняла за Рипа. Остается удивляться, почему я не сообразила: щенок никак не может быть таким высоким.
Ворон повернул голову в сторону щенка.
– Рип.
– Верно, он спит на моих ногах, – улыбнулась я, – а ты умная птичка.
– Птичка? – с вопросительной интонацией произнес Гектор, потом плавно перелетел на спину Афины, тюкнул псину по башке клювом и заявил: