Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван слушал этот печальный рассказ и понимал, что шансов вернуть Катину квартиру совсем мало, чтобы не сказать жестче. И все-таки надо попробовать. Семен – мужик серьезный, привык добиваться своего, он так просто не отступится. Ну а Иван – тот и вовсе за Катю в лепешку готов расшибиться.
– Что ты молчишь? – спросила Катя и села на диван. – Я дура, да?
– Если и дура, то очень симпатичная. – Иван улыбнулся, аккуратно сложил расписку, спрятал ее в карман. Присел рядом с Катей, ласково обнял ее. – Не грусти. Мы обязательно найдем выход из положения.
Она вздохнула и доверчиво опустила голову ему на плечо.
Назавтра Иван позвонил Семену.
– Есть расписка!
– Отлично, – обрадовался тот. – На чье имя?
– Некая Ахметьева Елена Витальевна. Москвичка.
– Паспортные данные есть?
– Нету. – Иван вздохнул.
– Плохо. А телефон?
– Есть, конечно. Катя этой злодейке ежемесячно деньги передает. За свою же квартиру.
– Диктуй номер, я ей позвоню.
– А что скажешь? – обеспокоился Иван.
– Назначу встречу. Например, в кафе. Скажу, что хотим отдать ей долг за аренду. И поговорить о дальнейшем. Думаю, она живо прискачет. Катя-то, ты говоришь, ей уже давно не платила.
– Да, это верно, – согласился Иван.
Он решил не рассказывать Семену до поры до времени о том, что расписка составлена юридически безграмотно и фактически лишает Катю права получить деньги. Пусть сам увидит, может, он, Иван, чего-то недопонимает.
Через час Семен перезвонил и сообщил, что разговаривал с Ахметьевой и та согласилась днем в обед подъехать в «Шоколадницу» на Баррикадной.
– Для начала нужно познакомиться с врагом в лицо, – пошутил он. – Послушаем ее версию случившегося.
– Ее версию? – изумился Иван. – Ты что, не веришь Кате? Думаешь, она обманывает?
– Тихо, тихо, – успокоил его Семен. – Я этого не говорил. Но в таких делах лучше выслушать обе стороны.
Иван в душе не согласился с приятелем, но промолчал. Возможно, тому виднее, все-таки он успешный предприниматель и в подобных делах знает толк.
Он ходил по заказам, представляя себе, как Катя и Маша поладили, оставшись в квартире одни. Ну а зачем им ссориться? Маше все равно, у нее уже билет в Америку. И на душе у нее должно быть спокойней, что за отцом кто-то присмотрит, кроме непутевого Борьки и его злобной супружницы. Правда, из Кати нянька та еще, за ней бы самой кто приглядывал. Но все-таки это живая душа рядом, не то что одному в четырех стенах.
Позвонить Кате Иван не успевал, занятый работой, послал эсэмэску: «Как дела? Что делаете?» Она не отвечала и даже не читала сообщение. Иван такую же эсэмэску написал Маше. Та ответила лаконично: «все ок». У Ивана отлегло от сердца, и до самого обеда он честно и с воодушевлением трудился.
В обед они с Семеном встретились на Баррикадной. Сели в «Шоколадницу», заказали бизнес-ланч. Иван продемонстрировал другу расписку, тот внимательно прочитал ее несколько раз и нахмурился.
– Фигня какая-то. Понятно, почему эта Ахметьева чувствует себя так уверенно. Без заверения нотариуса это просто бесполезная писулька. В суде скажут, что твоя Катя ее сама написала.
– Да уж. – Иван тяжело вздохнул.
– Но все равно. – Семен ободряюще похлопал его по плечу. – Нужно попытаться. Начнем с малого, а там уж посмотрим – если что, подключим тяжелую артиллерию. Не нравится мне эта тетя.
Иван посмотрел на Семена с недоумением. Какая еще артиллерия? Спрашивать, однако, он ничего не стал, принялся за ланч, а вскоре Ахметьева позвонила, что подъезжает.
Ахметьева оказалась тучной дамой под сорок, с тщательно уложенными обесцвеченными кудрями, ярко накрашенными кровавыми губами и такими же ногтями. Она приехала на огромном внедорожнике и долго неумело парковалась у обочины. Иван и Семен, сидя за столиком, наблюдали в окно за ее виражами. Наконец она воткнула машину между «Пежо» и «Матиссом», не спеша вылезла и направилась к дверям, волоча по снегу подол длиннющей лисьей шубы.
– Добрый день. – Голос у нее был низкий и прокуренный. – Это ведь вы меня ждете?
– Мы, – спокойно подтвердил Семен. – Присаживайтесь.
Он отодвинул стул. Ахметьева сняла шубу, аккуратно повесила ее на плечики и села. Иван всерьез обеспокоился, не развалится ли стул под ее телесами.
– Вам заказать что-нибудь? – спросил Ахметьеву Семен.
– Эспрессо. И стакан воды.
– Хорошо.
Семен подозвал официанта и сделал заказ. Ахметьева смотрела на мужчин вопросительно.
– Ну так что? Вы принесли мне долг?
– Не совсем, – проговорил Семен и скрестил руки на груди.
– Как это не совсем? – не поняла Ахметьева.
– Видите ли, Елена Витальевна, на самом деле мы пригласили вас сюда не для того, чтобы отдать деньги. – Семен внимательно поглядел на нее и слегка прищурил глаза за толстыми стеклами очков.
– Нет? А для чего же вы меня пригласили? – Густо напудренное лицо Ахметьевой начало медленно багроветь.
– А для того, уважаемая Елена Витальевна, чтобы показать вам вот это. – Семен сунул ей под нос расписку.
– Что это? – Она брезгливо поджала губы.
– Расписка, которую вы дали Екатерине Лебедевой и в которой вы обязуетесь перевести на ее счет пять миллионов российских рублей.
– Вы с ума сошли! – возмутилась Ахметьева. – Я никогда этого не писала! Это не имеет ко мне никакого отношения! Что за наглость?!
Весь ее вид выражал крайнюю степень негодования. Она резко оттолкнула руку Семена. Тот спокойно проговорил:
– Смотрите, тут ваша роспись.
– Не может быть! Это подделка.
– Мы сделаем графическую экспертизу, – не моргнув глазом, пообещал Семен.
– Глупости все это. – Ахметьева скорчила презрительную мину. Видно было, что она нисколько не боится и уверена, что зацепить ее нечем.
– Глупости, не глупости, мы обратимся с этой бумагой в суд, – грозно встрял Иван.
– Так вас там и ждут, – насмешливо произнесла Ахметьева, встала и принялась надевать шубу.
– Не отдадите деньги, обяжем вас вернуть обратно квартиру, – пригрозил Семен.
– А вот это уж точно чушь, – спокойно сказала Ахметьева, доставая из сумочки сигареты. – Дарственная – отдельный документ, не имеющий обратного хода. Расписка ваша говеная тут вообще ни при чем, вы поняли?
– Поняли, – невозмутимо ответил Семен и язвительно поинтересовался: – Что, эспрессо свой не дождетесь?
– Нет уж, спасибо. – Она поспешно направилась к дверям, на ходу презрительно бросив «проходимцы».