Хильда внимательно следила за его реакцией. Мор едва заметно поморщился и вздохнул.

– Сатин, это лишено смысла. Шадэ – один из самых уважаемых бывших легионеров. А вы знаете, как легионеры относятся к темным.

Хильда разочарованно покачала головой. Почему-то то, что он продолжал ей не верить, задевало ее даже сильнее скепсиса госпожи Бон.

– Но я его видела, – упрямо повторила она.

Мор потер рукой лицо, у него вырвался еще один тяжелый вздох. Только сейчас Хильда заметила, что, несмотря на ранний час, он выглядит ужасно уставшим, словно для него продолжалось суетное и напряженное вчера.

– Я буду иметь это в виду, Сатин. Если получится выяснить, как такой конверт мог оказаться на его столе, я постараюсь это сделать.

Должно быть, это была всего лишь отговорка, чтобы не обижать ее, но Хильда оценила. Она сочувственно посмотрела на Мора, решив, что не стоит сейчас сильно на него давить, и осторожно поинтересовалась:

– Вы-то сами как, куратор? Хотя бы немного поспали этой ночью?

Ей показалось, что ему был приятен ее вопрос. По крайней мере, он улыбнулся в ответ гораздо теплее, чем улыбался госпоже Бон.

– Пару часов на рассвете. Знаете, не каждый день у меня погибают курсанты. Причем так, что не знаешь, кого винить и как защитить других от аналогичной участи.

Его голос прозвучал одновременно нервно и смущенно, в нем слышались эмоции, на которые обычно куратор был крайне скуп. Мор явно переживал смерть Петра даже острее, чем сама Хильда.

Ей вспомнилось, как он накануне обнял ее за плечи в знак сочувствия и утешения. Тогда Хильде стало от этого немного легче, а сейчас очень захотелось сделать для него что-то похожее. Первая пришедшая в голову мысль – обнять его – была мгновенно погребена под доводами здравого смысла, поэтому она только аккуратно коснулась его плеча.

– Вы справитесь, куратор. Я уверена в этом. И все это знают.

Касаясь его, она чувствовала себя немного не в своей тарелке, не зная, как он отреагирует. После всех их разговоров накануне, после всего, что произошло в переулке по дороге к порталу. Внутренний голос уже начал ругать ее за фамильярность, которую он мог понять неверно, когда Мор внезапно накрыл ее руку своей и слегка сжал.

– Спасибо, Хильда.

И прежде, чем она успела осознать его жест, он выпустил ее ладонь, быстро попрощался и оставил наедине с тренажерами и крайним удивлением.

Ни Таня, ни Тара толком не знали, с чего началась их дружба. Когда Тара обратилась к Норманам за помощью, у нее и в мыслях не было заводить дружбу с ревоплощением древней королевы, о которой регулярно писали в газетах, которая постоянно так или иначе участвовала в общественной жизни и к тому же была замужем за новым ректором Орты. Потом Тара и вовсе перевелась в Лекс, где нашла собственного ректора, сначала проклятого и невыносимого, а потом искренне любимого. Едва ли она вернулась бы в Орту, если бы профессор Норман сам не попросил ее как-нибудь навестить Таню.

Таня чувствовала себя крайне одинокой с тех пор, как Хильда покинула Орту и отправилась учиться в Академию Легиона. Какое-то время ей вполне хватало общества мужа и общения с родителями, но со временем потребность в близкой подруге-ровеснице становилась все заметнее. С сокурсницами у нее желаемых отношений не складывалось. С ней стремились общаться те, кто хотел через нее получить для себя какие-то преференции в учебе или жизни. С такими людьми у Тани находилось мало общего, она очень быстро чувствовала фальшь и избегала развития отношений. Те люди, с которыми у нее могли быть общие интересы, в основном ее сторонились, напуганные ее особым статусом.

Визит Тары, который та нанесла по просьбе Яна, пришелся как раз на момент, когда Таня особенно остро нуждалась в общении. Тара же, выйдя замуж, обретя одновременно отца и сводного брата и почувствовав наконец любовь близких, которой ей так не хватало с самого детства, стала более открытой. Очевидно, стечение этих обстоятельств и сделало девушек подругами, которым всегда было что обсудить.

Вслед за ними сдружились и их мужья. Найт Фарлаг испытывал благодарность Тане за то, то она почти силой заставила его взять в Лекс новую студентку, которая сняла с него проклятие и сделала по-настоящему счастливым человеком. Ян Норман испытывал не менее теплые чувства к Таре за то, что она спасла его жену от одиночества, а его самого – от чувства вины, которое он постоянно испытывал по этому поводу.

Поэтому Таня ничуть не удивилась, когда Тара пригласила ее в выходной день на чай и почти сразу завела разговор о ее снах.

– Ян нажаловался тебе? – изобразив притворное возмущение, уточнила она, откладывая на маленькую тарелочку перед собой шоколадную конфету. Напоминание о кошмаре резко отбило у нее аппетит.

– Он не нажаловался, – поправила Тара с улыбкой. – Он очень переживает. И волнуется. В первую очередь за тебя. И, если тебе интересно знать мое мнение, то мне кажется, что он самую малость обижен. Потому что понимает, что ты не договариваешь ему что-то очень важное о своем сне, и воспринимает это как недоверие с твоей стороны.

Таня тихо хмыкнула, отводя взгляд в сторону и малодушно прячась от подруги за чашкой чая. Для такого разговора больше подошла бы бутылка вина, но пить в одиночку Таня считала дурным тоном, а Тара в своем положении никак не могла составить ей компанию.

– Думаешь, я этого не понимаю? – грустно поинтересовалась она, поставив чашку обратно на маленький столик.

Они сидели в плетеных креслах на просторном балконе в особняке Фарлагов, закутавшись в пледы, поскольку сегодня с моря дул довольно прохладный ветер. Им обеим нравился этот балкон, с которого открывался потрясающей красоты вид на море, песчаный пляж и скалистый берег, начинавшийся за пляжем. Тревожный шум волн парадоксальным образом успокаивал их, пахнущий солью воздух дурманил голову как минимум Тане, которая дышала им не так часто.

– Я знаю, что его это огорчает, хотя… – Таня одарила подругу выразительным взглядом. – Ты его знаешь: понять, что он думает и чувствует порой почти невозможно. Но я просто не могу говорить с ним об этом. Я много раз хотела рассказать, даже начинала, но на меня словно ступор нападает. Мне вообще сложно произнести вслух то, что происходит в конце сна.

– А что там такого происходит? – Тара подалась вперед, испытывая одновременно и тревогу, и любопытство.

Таня почувствовала, как ускоряется сердцебиение, как холодные тонкие нити в груди сматываются в огромный ком, давящий на сердце и заставляющий его болезненно ныть. Каждый раз, когда перед ее мысленным взором появлялась финальная сцена сна, она испытывала нечто подобное. Однако сейчас ей все-таки удалось пересилить себя и очень тихо признаться:

– Он убивает меня. Ян. В конце сна мой муж убивает меня.

Тара переменилась в лице и отпрянула назад, осмысливая услышанное. Она видела, как Таня поежилась и сильнее закуталась в плед, хотя холоднее не стало.