Первый километр все участники этого забега прошли просто на скорость — лидерам не стоило тратить усилия на отстающих. А вот потом, собственно, началась битва. Тренированные кони сами изо всех сил старались бежать быстро, а их наездники сосредоточили внимание друг на друге.

Жаргал и ещё трое всадников выбились вперёд, причём он шёл четвёртым. Для себя Жаргал мысленно назвал скачущих впереди по их положению — "первый", "второй", "третий". И даже если бы они поменялись местами, свои обозначения для него сохранили бы. Первый боец на жеребце тёмно-коричневой масти сосредоточенно гнал своего коня, не оглядываясь на других, явно желая оторваться, чтобы стать недосягаемым для них и их копий. А вот второй всадник получил увесистый удар по своему копью от того, который следовал третьим. Причём удар пришёлся по древку довольно близко от ладони, и Жаргал мельком подумал, что наверняка этому второму всаднику сейчас отсушило руку по локоть. Так и есть — новым ударом третий выбил у второго копьё. Их осталось трое. Жаргал был уверен, что третий боец после своей победы над вторым сейчас попытается догнать лидера и победить его. Но он ошибся.

Третий чуть ослабил своего коня и "дождался" Жаргала. А вот Жаргал, решив оставить на потом разгадку поведения третьего, дожидаться не стал. Он ударил первым — сухой сильный удар по древку и потом скользящим движением с переносом на него собственного веса попытался вынудить соперника уронить копьё. Это ему не удалось, копьё третий удержал. А потом сделал то, что запрещено правилами — затупленным концом копья ударил Жаргала в плечо. Да, конечно, такое могло произойти случайно, и строго бы его не наказали — промахнулся человек, на скаку всякое бывает. Но тот явно сделал это специально, и его хитрый взгляд это подтверждал! От удара Жаргала немного развернуло и повело в сторону, но в седле он удержался, и его умница-конь темпа не сбросил.

Нечестный удар третьего, породивший острую волну боли, и решил исход всего состязания. В Жаргале проснулся не просто воин, а древний воин, самый настоящий варвар.

— Урраагх! — вскричал он и изо всей силы ударил третьего по копью, точно попав заодно туда, куда целился — по указательному пальцу, верхнему в обхвате древка.

От боли тот вскрикнул и выпустил копьё из рук. Его конь притормозил и остался позади, а Жаргал уже вычеркнул его из списка "живых". Сзади доносился топот коней и погоняющих их бойцов, но для Жаргала существовал только один — первый, который опережал его уже на целых три конских корпуса. Догнать во что бы ни стало!

Жаргал едва удерживал себя от того, чтобы бросить копьё в ненавистную спину первого. Видимо, где-то на втором плане сознания сохранялись затверженные правила этого боя. Догнать и поравняться с лидером с отставанием на полкорпуса удалось только через несколько километров, когда они уже приближались к финишу — наполненным людьми стадионам. Первый скакал, по-прежнему сосредоточившись лишь на скорости, своё копьё он держал прижатым к боку коня и явно даже не собирался его использовать. Зато Жаргал собирался. Первым ударом он стукнул по свободному заднему концу копья первого, чтобы его острие задралось вверх и Жаргалу не пришлось бы наносить удар, опасный для коня соперника. Привстав в стремени и крепко схватив копьё, Жаргал немного развернулся корпусом и, словно мечом-палашом, ударил по верхней части копья первого. Полёт кувыркающегося в воздухе копья лидера сопровождал рёв стадиона.

— Жар-гал! Жар-гал! Жар-гал! — скандировали сотни ртов и глоток в едином порыве.

Победа. Как же сладок её незабываемый вкус! Сейчас Жаргал, конечно, испытывал не то острое чувство счастья, как в молодости после битвы при Далан-Терджине, и, возможно, он не был в этот момент самым счастливым человеком во всех мирах, но радость его была велика и неподдельна.

Жаргал слез с коня и отдал его поводья и копьё подбежавшему приятелю — хозяину юрты, который предложил в своё время Жаргалу участвовать в наадаме. Всюду щёлкали вспышки фотокамер, люди образовали вокруг него коридор и тянули ладони, чтобы Жаргал по ним хлопнул. От толпы отделилась светловолосая девушка, которая кинулась к Жаргалу. Обхватив одной рукой его за шею, она шла рядом с ним, подпрыгивая и звонко крича:

— Тю э мон генион! Триумфатёр!

— Ты мой победитель, триумфатор, — переводила едва поспевающая за ними переводчица.

Что вдруг заставило Жаргала обернуться? Он не знал. Чувство чьего-то особого присутствия и взгляда. Чувство, которому нет названия.

Немного вздрагивая от толчков протискивающихся людей, позади него стояла стройная кареглазая шатенка с милым знакомым лицом, одетая в коричневую кофточку и лёгкую цветастую юбку.

— Я, наверное, немного не вовремя, — по-плиссандрийски сказала она, кривовато улыбаясь.

Жаргал аккуратно снял со своей шеи руку Сесиль и подошёл к Филис. Нежно глядя на неё, он нагнулся и вдруг подхватил девушку за ноги над коленями, приподнимая её вертикально над собой.

— Ура! — от души крикнул он, и этому крику вторили окружающие.

С тех пор, как Филис увидела по телевизору проснувшегося где-то в неизвестной ей стране Монголии пациента, оказавшегося такой же перемещённой душой из её мира, как и она, не стало ей покоя. Даже первое письмо, которое она от него получила в ответ на своё, где этот мужчина обвинил её во лжи, почти не обескураживал — какая ерунда по сравнению с самим фактом обнаружения здесь не просто кого-то из её мира, а соотечественника, говорящего на её родном языке!

Теперь Филис не отрывалась от поиска в Интернете. Она выяснила написание имени этого пациента, который назвал себя Жаргалом, и мониторила все появляющиеся новости о нём. Каковых становилось всё больше. Некоторые из них были совсем незначительные или даже мало похожие на правду, о каких-то мелких поступках или словах Жаргала в бытовых ситуациях. Но были и интересные. Когда он сам прислал ей вдруг письмо, в котором приглашал в будущем станцевать для него, Филис была готова сплясать самбу прямо на месте. Но она, конечно, ответила сдержанно, как и подобает воспитанной девушке-аристократке, радуясь при этом, что мужчина не видит её возликовавшего лица, выражающего немедленную готовность к подвигам.

Нет, Филис не прониклась романтическими чувствами к этому мужчине, явному простолюдину, судя по некоторым его манерам. Просто он сейчас олицетворял для неё кусочек Родины, которую она, казалось, утратила безвозвратно, и ей хотелось быть рядом с ним, чтобы говорить по-плиссандрийски об их мире. И, конечно, об обмене душ — ведь Филис не могла и помыслить, чтобы заговорить на эту тему с кем-то ещё.

Но, к разочарованию Филис, Жаргал, очевидно, не был столь же обрадован их виртуальным знакомством и нетерпелив. Оказалось, что он-то как раз находится сейчас в своём родном мире, и перед ним раскрыта жизнь, наполненная своими смыслами, неведомыми девушке. И в эти смыслы, на взгляд Филис, не вписывалась встреча с ней. От слова совсем.

К тому же оказалось, что Филис ошибалась, когда думала, что она не сможет ни с кем поговорить о своём мире и перемещении душ, кроме Жаргала. Ей пришлось заговорить об этом гораздо раньше их встречи. И очень подробно.