— Может быть, и были, — спокойно ответил Уоррен. — Но я считаю, что это унизительно — зарабатывать на жизнь фотографированием лица и тела. Или даже выходами на подиум. В этом снова не будет моей заслуги, я просто буду использовать собственную внешность. Внешность мне дала природа. И опять выходит, что сам по себе я ничего не стою.

— А как насчет игры в кино? Там, помимо внешности, нужно еще и обаяние, и умение держаться перед камерой. Есть спектакли, мюзиклы, в конце концов.

— Я никогда об этом не думал, — ответил Уоррен. — Нет, то есть, конечно же, какие-то мысли насчет кино у меня были. Но нужно, чтобы агент искал роли, рыл землю, был заинтересован в тебе. А я… В свое время я в грубой форме послал своего агента, заявив, что сниматься для рекламы мыла больше не желаю. А ведь это было самое начало. Возможно, потом он и захотел бы заняться поисками ролей для меня. Но я уже все испортил. Что касается театра, то там нужно специальное образование, подготовка, драма, пластика… С этим я несколько запоздал.

— Какое же у тебя образование? — поинтересовалась Марибелл.

— Ты вправду хочешь об этом услышать?

— А что в этом удивительного? Мне интересно.

Уоррен пожал плечами:

— Просто я отвык от внимания к себе. Что кто-то интересуется моими делами.

— Это дело поправимое. Послушай, Уоррен…

— А?

— Мы можем где-нибудь остановиться и выпить чая?

— Ты голодная? — догадался Уоррен.

— Да, — смущенно призналась Марибелл.

— Действительно. Ты же весь день не показывалась и не выходила из комнаты. Конечно, нам надо где-нибудь остановиться и перекусить. Миль через семь должна быть небольшая придорожная закусочная.

Уоррен не обманул. Закусочная с лаконичным названием «Сэндвич» и впрямь показалась на горизонте через некоторое время.

Уоррен припарковал машину на стоянке возле закусочной. Они с Марибелл прошли внутрь, выбрали столик почище. Тут же рядом с ними материализовалась официантка с небольшими меню, запаянными в прозрачный пластик.

— Я буду сэндвич с курицей и салатом, яичницу с беконом, сок и кофе, — быстро определилась Марибелл.

— Я буду чай, — лаконично сказал Уоррен.

— И все? — удивилась она.

— Да.

Что-то в глазах Уоррена подсказало Марибелл: возможно, он боится, что ему не хватит денег.

— А, может быть, все-таки что-то посущественнее чая? — легко сказала она. — У меня завалялась кое-какая мелочь, неплохо было бы от нее избавиться.

— Тогда мне еще сэндвич с тунцом, спасибо. Горчицу не класть.

Официантка отошла, а Уоррен тихо сказал:

— Спасибо, Марибелл.

— Не за что. Ты же отвозишь меня домой. Будем считать, что это компенсация за твое потраченное время.

— Но мне не надо компенсаций. Может быть, мне приятно твое общество?

Марибелл на мгновение замерла. У нее засосало под ложечкой. И слегка похолодело внутри.

— Может быть, или в самом деле приятно? — осторожно поинтересовалась она.

— В самом деле приятно.

— Что ж…

Марибелл не знала, что сказать дальше. Выручила официантка, которая быстро и ловко принялась раскладывать перед ними столовые приборы. А вскоре подоспел и чай, сок, кофе с сэндвичами. Марибелл и Уоррен принялись за еду.

Марибелл и не представляла себе, что так сильно проголодалась.

Они поели за пятнадцать минут. После чего расплатились, совместно набрав нужную сумму. При этом они смущенно переглядывались и хихикали, как два подростка. Вернулись в машину. Уоррен включил радио, и дальше они ехали в молчании, но с музыкой.

Марибелл принялась было думать: Уоррен может молчать потому, что теперь жалеет о своей откровенности. Но, похоже, Уоррен чувствовал себя хорошо. Он вел машину, чуть напевал себе под нос в такт песне из приемника, и в целом выглядел вполне довольным жизнью.

Когда они въехали в город, он спросил Марибелл, где она живет, и Марибелл назвала ему адрес.

Через полчаса он затормозил машину у подъезда ее дома.

— Вот и приехали, — улыбнулся он.

— Да. Еще раз огромное тебе спасибо. Ты даже не представляешь, как сильно выручил меня.

— Отчего же. Представляю. Но мне действительно было приятно отвезти тебя.

Марибелл взялась было за ручку двери, чтобы выйти из автомобиля.

— Марибелл, — позвал Уоррен.

Она обернулась.

— Что?

— Может быть, ты дашь мне номер своего телефона?

— Зачем? — удивилась девушка.

Уоррен улыбнулся.

— Ты хочешь как-нибудь позвонить мне, чтобы просто поболтать?

— Нет. Я был бы очень рад снова увидеться с тобой.

— Но…

— Скажем, завтра? Ведь завтра воскресенье, кажется. Ты не работаешь по воскресеньям?

— Не работаю, — покачала головой Марибелл.

— Так, значит, завтра? Мы могли бы прогуляться в парке или сходить в музей.

— Но тебе не будет тяжело сейчас ехать обратно за город, а утром снова возвращаться сюда?

— Я не поеду в дом Холдена. Я останусь в городе и отправлюсь на свою квартиру, — серьезно ответил Уоррен. — Так что ты думаешь насчет моего предложения?

— Может быть, хотя бы в начале следующей недели? — взмолилась Марибелл. — Дай мне время прийти в себя. Голова идет кругом, столько всего свалилось.

— Хорошо. Я позвоню тебе… Скажем, во вторник или в среду. Если, конечно, ты дашь мне свой номер телефона.

— Да, разумеется… Записывай.

Наконец они распрощались, и Марибелл вышла из машины.

Здороваясь с консьержкой, поднимаясь пешком по лестнице на свой этаж, так как опять не работал лифт, извлекая ключи из сумочки, она все думала о последних словах Уоррена, о его приглашении.

Открыв дверь в квартиру, она с облегчением скинула туфли. Ноги, привыкшие за последние дни к прохладе бассейна и хождению босиком, жаловались на усталость. Марибелл переоделась в домашний халатик и включила электрический чайник.

Налив себе чашку привычного чая с мятой, она устроилась с ногами на кухонном подоконнике. Она успела как раз вовремя, чтобы застать последние мгновения заката. Наблюдая мягкие золотисто-оранжевые и розовые краски размазанной вокруг солнца облачной дымки, Марибелл размышляла о событиях, последствия которых в своей жизни она пока не могла предугадать.

После разговора с Уорреном о Холдене ей не стало легче, нет. Но, по крайней мере, она приблизилась к пониманию его поведения. Одного Марибелл не могла понять. Ей ведь не нужны его деньги. У нее есть любимая работа, и она зарабатывает сама. Пусть не так много, как Холден, но она делает это самостоятельно.