Я смеюсь.

– Нет, дело вовсе не в том, что я не хотела, чтобы мы были вместе, а в том, что я желала, чтобы ты выбрал меня сам.

– Но, Саския, – мягко говорит он, – я и так выбрал именно тебя.

Все во мне становится мягким, как масло в теплой кухне. Я была так несправедлива к нему. Я провожу ладонью по его руке от плеча до кисти и переплетаю свои пальцы с его пальцами.

– Давай начнем все сначала, – предлагаю я.

Он смотрит на меня с каменным лицом.

– У меня остался только один вопрос.

Я холодею.

– Какой?

– Как по-твоему, сколько этих десертов я смогу запихнуть в рот за один раз?

Я улыбаюсь, и страх разом покидает меня – так разматывается бечевка, когда запускаешь воздушного змея. Деклану никогда не удавалось подолгу оставаться серьезным.

– Хм-м. Четыре?

Он прижимает руку к груди.

– Твое неверие в мои силы обижает меня, Саския.

– Пять?

Он качает головой, изображая досаду, и, одновременно достав из корзинки горсть лакомств, начинает на ходу запихивать их в рот.

Одно. Три. Пять. Восемь.

– Остановись, – молю я. – Ты же не сможешь дышать.

Он только пожимает плечами, как будто воздух – или его отсутствие – не имеет значения. Особенно если речь идет о том, чтобы доказать что-то другим или себе самому.

Десять. Двенадцать. Четырнадцать.

Он поворачивается ко мне – щеки у него раздуты, как у пирующего бурундука.

Я хихикаю – поначалу негромко, – но затем плотину прорывает, и я начинаю хохотать, хохотать так, что от смеха по щекам моим текут слезы. И если кто и задыхается, то не Деклан, а я.

– Что тут смешного? – спрашивает Деклан. По крайней мере, мне кажется, что он произносит именно эти слова. Но точно я сказать не могу – у него слишком набит рот. Он делает еще одну попытку, и ягода черной бузины выпадает у него изо рта и прилипает к подбородку.

– Прелестно, – говорю я, морща нос. – Право же, ты никогда еще не был так красив.

Уголки его губ приподнимаются. Он жует еще несколько минут, прежде чем наконец глотает и испускает довольный вздох.

– Весьма впечатляюще, – подвожу итог я. – Странно, что кости не выбрали для тебя карьеру дегустатора. Ведь ты способен отведать так много за столь малое время.

Он улыбается, демонстрируя фиолетовые зубы.

Мы уже подошли к моему дому. Он так не похож на дом Эйми – мой дом строг и чопорен, а ее приветлив. В небе уже висит полная луна, в ее свете белый камень стен словно сияет, а листья дубов отливают серебром. В отдалении слышится крик совы, и я представляю себе, как она ловит и проглатывает кошмар.

Деклан провожает меня до парадной двери.

– Спасибо за то, что рассмешил меня, – говорю я.

– Спасибо за то, что ты смеялась. Это подняло мне настроение. – Его взгляд теперь нежен, и на лице более нет ни тени насмешливости или веселья.

– Прости, что так вышло, – качаю головой я. – Я вовсе не хотела сказать… – Я сплетаю руки в замок. – Я не хотела отвечать так, как ответила. Нет, я тебе не лгала. Просто…

– Саския, – останавливает меня Деклан, – не извиняйся за то, что ты сказала правду.

– Я не хочу, чтобы ты думал…

Он заправляет мне за ухо выбившуюся из косы прядь.

– Я умею быть терпеливым, – говорит он, – только скажи мне, что у меня есть шанс стать тем человеком, которому ты доверишь свои секреты. – Он проводит большим пальцем по моей щеке, затем опускает руку. И я замечаю на его запястье розовую полоску, такую бледную, что, возможно, это всего лишь игра света.

На моем сердце тяжестью висят события сегодняшнего дня – пропажа костей отца, сыворотка правды, осуждение на лице матушки. Ничто из этого не способствует романтическим чувствам. Но Деклан каким-то образом сумел, невзирая на все это, достучаться до моей души и подарить мне ощущение защищенности и покоя. Он любит меня. Любит при всех моих недостатках.

– Так и будет, – говорю я. И говорю искренне. Пора уже мне стать хозяйкой своей судьбы и довериться своему сердцу. Деклан выбрал меня задолго до того, как свое слово сказали кости.

Пора уже и мне выбрать его.

Придя нынче утром на урок с Наставницей Кирой, я вовсе не собиралась красть учебные кости.

Но прошло уже несколько недель, а я за все это время смогла продвинуться лишь едва-едва. Тесса уже врачует сложные травмы; Тэйлон овладел навыком видения глазами собак и теперь изучает управление птицами; даже из писем Эйми явствует, что она быстро учится ремеслу обработчицы костей в костнице Мидвуда. Я же все никак не могу овладеть азами.

А Наставнице Кире, похоже, все равно.

После сегодняшнего урока – во время которого я потратила большую часть утра, пытаясь определить, что она ела и пила за завтраком (сухарь, чай с одним кусочком сахара и миску ягод), – она похлопала меня по плечу и заявила, что я делаю успехи.

Почему же тогда меня не покидает чувство постоянных неудач? Вчера я видела, как из кабинета вышла Ингрид с магической книгой под мышкой и радостным румянцем на лице. Мне же, по мнению Наставницы Киры, еще рано выдавать собственный гримуар. Я происхожу из семьи Заклинательниц Костей. Разве гадания не должны даваться мне без лишних усилий, раз у меня точно такие же глаза, как у матушки, и точно такой же смех, как у бабушки?

Когда я была мала, я чувствовала заключенную во мне магию, как чувствовала биение собственного сердца. В тот день на палубе плавучей тюрьмы она накатила на меня, словно приливная волна, грозящая затянуть в пучину. Такая могучая, что забрала жизни трех человек. После этого я пять лет всеми силами отталкивала от себя магический дар. Но не стало ли от этого только хуже? Потому что теперь, когда я ищу свою магию, мне удается выжать из себя лишь самую малость. Что же произойдет, если она вдруг нахлынет на меня опять, а я к тому времени так и не научусь держать ее в узде? Теперь, когда я сопряжена с магией костей, ставки сделались куда выше. Скоро мне уже начнут поручать реальные дела.

Что, если я причиню кому-нибудь вред? Что, если мне нужно будет установить вину или невиновность человека, обвиняемого в преступлении, а мое видение окажется недостоверным? Я могу обречь на повешение невинного, или же виновный выйдет сухим из воды, и именно я буду виновата в том, что он совершит новые преступления.

Наставницу Киру это, похоже, не волнует, но меня саму снедает тревога. Я не могу позволить себе двигаться вперед таким черепашьим темпом.

И теперь я стою перед шкафом, стоящим у задней стена кабинета, ведя войну с самой собой.