Я смотрю ей вслед, пока она не спохватывается и не возобновляет поиски сына. До этого проходит немало времени, и я уже начинаю беспокоиться, но в конце концов она все-таки делает разворот.

– Это было… интересно, – комментирую я.

Лицо и шею матушки покрывают красные пятна – на эмоциональный накал ее кожа реагирует точно так же, как и моя.

– Эта женщина… – Матушка переводит взгляд на меня и вздрагивает, как будто начисто забыла, что я стою рядом. – Прости, Саския. Мне не следовало так говорить с Одрой.

Она делает несколько глубоких вдохов и вновь обретает нормальный цвет лица. Я всегда завидовала ее способности моментально возвращать себе спокойствие, как будто речь идет о том, чтобы накинуть халат, но сейчас это вызывает у меня разочарование. Мне так редко удается понять, что по тому или иному поводу в действительности думает моя мать, и я надеялась, что проявление ее истинных чувств не будет столь мимолетным. Она оберегает свои мысли так же ревностно, как и свой гримуар, и теперь, когда она заметила, что я пялюсь на нее, раскрыв рот, она поспешила вернуть своему лицу бесстрастие и невозмутимость.

– Но почему? Ведь если ты и впрямь думаешь о ней именно так, почему тебе нельзя высказываться откровенно?

– Нам не следует позволять себе говорить жестокие слова просто потому, что такова правда. Кроме тех случаев, когда мы считаем, что это может изменить ситуацию к лучшему.

– А сейчас ты так не считаешь?

Она качает головой:

– Одра Ингерсон и так отлично знает, что я думаю о ее непрестанных обращениях к гаданию на костях. Знает уже давно.

– Из-за этого могут возникнуть трудности, когда я вновь приду к ней, чтобы учить ее сына, – замечаю я.

Матушка машет рукой, словно отметая мои опасения:

– К тому времени Одра уже все забудет. Это одна из ее проблем – она живет только настоящим моментом и никогда не просчитывает отдаленных последствий. Ей хочется видеть свой путь лишь настолько, чтобы знать, что ее ждет за ближайшим поворотом, но ей не очень-то важно, куда этот путь приведет ее в конце концов. Или как тот или иной ее выбор может повлиять на ее будущее.

А куда ведет мой путь? И не оборвется ли он? Таковы вопросы, которые матушке хочу задать я сама. Хочу прокричать их и трясти ее, схватив за плечи, пока она не даст мне исчерпывающих ответов. Но я знаю – она не станет об этом говорить. Особенно здесь, на площади, которая все больше и больше заполняется народом.

Стая воронов опять изменила вид своего полета – теперь их кружение сделалось более естественным, чем раньше. Они кружат еще севернее, чем казалось мне поначалу. Мы пересекаем площадь и идем по широкой улице, заканчивающейся кварталом с большими домами и маленькими дворами, – отец называл его непраздным, но бесплодным. Живущие здесь горожане имеют кучу денег, но у них нет времени на то, чтобы заботиться о плодовых деревьях или цветах.

В конце улицы мы замечаем суматоху и ускоряем шаг. Вокруг одного из домов собралось множество Хранителей вместе с собаками, лошадьми и целой толпой горожан. На крыльце стоит мэтр Андерс и о чем-то говорит с одним из Хранителей – при том, судя по тому, как он размахивает руками, речь свою он ведет на повышенных тонах, хотя мы с матушкой пока еще находимся слишком далеко, чтобы слышать, о чем он толкует, – до нас доносится лишь гул толпы, в которой, пожалуй, не менее сотни человек.

Матушка вдруг шумно втягивает в себя воздух.

– В чем дело? – обеспокоенно спрашиваю я.

Она побледнела и прижала руку к груди.

– Матушка, что стряслось? Чей это дом?

В ее голосе звучит ужас.

– Ракель, – тихо произносит она.

Ракель. Мешальщица, входящая в городской совет. Мое сердце начинает биться чаще.

– Ты думаешь, это она украла кости?

– Конечно же, нет, – мотает головой матушка. – Она бы ни за что не сделала такого. – Но тревога в ее голосе говорит об обратном. Они с Ракель уже много лет близки, и я даже не могу себе представить, как на нее может подействовать предательство. Но что еще могло вызвать такой переполох?

С краю толпы я вижу Деклана и зову его. Он машет рукой и подбегает к нам.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Тебе что-нибудь известно?

Его темно-русые волосы падают ему на глаза, и он откидывает их, после чего берет меня за руку. Его запястье обвивает розовая метка, и нынче она немного темнее, чем когда я видела его в прошлый раз. Мое же запястье все еще чисто, хотя я гляжу на него каждое утро, проверяя, не появилась ли на нем метка, говорящая о любви.

– Это как-то связано с госпожой Ракель, – отвечает Деклан, – но это все, что я слышал.

– Идите за мной, – командует матушка и начинает проталкиваться сквозь толпу. – Извините. Расступитесь, дайте дорогу. – Ее голос громок и повелителен, и все беспрекословно дают ей пройти. Мы с Декланом идем следом.

– Не понимаю, как это могло произойти, – говорит Андерс. – Ведь Хранителей в Мидвуде сейчас столько, что и не счесть. Разве вы здесь не для того, чтобы предотвращать подобные несчастья?

Я чувствую, как по телу пробегают мурашки.

Лицо Хранителя напряжено.

– Вы просили нас сосредоточить внимание на костнице, и именно это мы и делали, – возражает он. – Боюсь, в дальнейшем нам придется взять под контроль уже весь город.

На крыльцо поднимается моя мать.

– Андерс, – она касается его локтя, – что тут происходит?

Врачеватель оборачивается к ней.

– О, Делла. – Он произносит ее имя тоном отца, чье дитя случайно забрело в комнату в момент безобразного скандала, – в его голосе звучит потрясение и сожаление о том, что он не может повернуть время вспять. Его лицо искажено горем.

– Ракель погибла, – говорит он наконец. – Ее убили.

– Источник любой магии – это кости, – говорит Нора, расхаживая по сцене амфитеатра. – Они самая прочная часть наших тел, продолжающая существовать еще долго после того, как сгнивает наша плоть. Но, даже находясь в наших живых телах, они обладают магической силой. Будучи сломаны, они могут срастись, а содержащийся в них костный мозг отпугивает зло и предотвращает болезни. Но в конце концов никто из нас не может избежать смерти, после которой остается только магия, заключенная в наших костях.

Повернувшись к нам, она улыбается.

– Вам повезло. Именно вам доверено использование этой магической силы. Пользуйтесь ею мудро, чтобы я смогла вами гордиться. А теперь можете идти.

Я встаю и потягиваюсь. Нам предстоит короткий перерыв, после которого мы примем участие в гонке костей в другой части мастерской.

Ингрид прикрывает рот рукой и подавляет зевок.