Я выиграла.

Еще одна светлая мысль пришла мне в голову – переименовать все блюда, чтобы не пугать клиентов витиеватыми и депрессивными названиями.

После обеда я пригласила Катель в свой кабинет. Эта карьеристка не только попой умела крутить, но и в работе была хороша. Я решила воспользоваться этим. К тому же чем больше я ее нагружу, тем меньше времени у нее останется, чтобы строить козни против меня.

– Я видела, что ты обучаешь официантов техникам продаж, – с порога начала я.

– Естественно.

– Это очень хорошо, но я бы хотела, чтобы ты составила им план по выручке. Причем не на весь ресторан, а средний чек на посетителя.

Она, казалось, опешила от моей просьбы.

– Ты имеешь в виду месячный план?

Так далеко я не заглядывала, ведь мой испытательный срок заканчивался всего через неделю.

– Лучше определить план на день. Так они сразу увидят результат и на следующий день постараются продать больше.

– Хорошо. Значит, дневной план по выручке ресторана и средний чек на посетителя.

– Нет-нет, мы будем считать не общую выручку ресторана, а итоговую цифру каждого официанта. Такой подход разбудит в них дух соперничества, а это самое эффективное, что может быть.

Она молча слушала.

– За тем, чтобы общая дневная выручка ресторана соответствовала плану, будешь следить ты. Я позже сообщу точные цифры.

Когда она вышла, я откинулась в кресле и позволила себе передохнуть пару минут.

Впервые за все время работы Катель не смотрела на меня свысока. Это не было связано с темой разговора – скажи я то же самое три дня назад, она бы и ухом не повела. Метаморфоза случилась благодаря моему новому характеру, новому отношению к себе и к другим.

Впервые в жизни я чувствовала, что могу вести за собой людей.

Корантен принес обед. За едой я продумывала дальнейшие действия.

Покончив с десертом, я отправилась встречать аудитора, о котором Шарль говорил с такой опаской. Я прекрасно понимала значимость этого визита, но не сомневалась, что все пройдет гладко и мы покажем, на что способны.

Он поднялся на борт ровно в четырнадцать часов под звук колоколов, доносившийся из собора Сен-Жан-Батист. Строгий серый костюм, на вид как будто тесноватый, подстриженные ежиком волосы, мрачный взгляд – и ни намека на улыбку. Он вежливо пожал мне руку. Этот человек показался очень уверенным в себе и решительным, но при этом закрытым и глубоко несчастным. В его глазах навыкате ни искорки, ничего, что говорило бы об интересе к делу. Из породы людей непрошибаемых.

И все же я должна была ему понравиться. Передо мной стояло две задачи: получить хорошую характеристику в отчете и согласие на инвестиции американского фонда.

Я пригласила его в свой кабинет и спросила, какие документы нужны для проверки.

Несмотря на его закрытость и нежелание идти на контакт, я потихоньку начинала понимать, что за тип передо мной: чиновник, уверенный, что миром правят логика и рациональность. То же чутье подсказало, каких людей он уважает и признает равными. По мере того как картинка вырисовывалась у меня в мозгу, я сама превращалась в такого человека. Я говорила только о фактах, мой голос стал таким же плоским и безэмоциональным, как у него, а фразы – конкретными, точными и четкими. Я чувствовала себя воплощением логики.

Рассказав ему о нашей деятельности, финансовом состоянии и членах команды, я предложила пройтись по судну и познакомиться с сотрудниками. Он отказался.

– Пока что этого не требуется, – сказал он тоном, не допускающим возражений.

Вместо этого аудитор осведомился о задачах и результатах работы каждого сотрудника.

Затем он попросил отвести ему кабинет, где можно было спокойно изучить документы. Места у нас было немного, поэтому я предложила разместиться в одном помещении со мной или занять пустующую каюту в трюме, где мы хранили аптечку и все необходимое для оказания первой помощи. Он выбрал второй вариант.

Я отвела его туда. При виде иллюминатора, расположенного под ватерлинией, и потоков мутной воды за ним, аудитор скорчил недовольную гримасу, но все же притащил в каюту бухгалтерские книги и заперся там до вечера.

Разобравшись с этим делом, я решила поздороваться с Шарлем. Я подошла к его кабинету и уже хотела постучать, как из-за двери до меня донесся голос Катель. Она говорила нарочито тихо, как будто не хотела, чтобы ее услышали. Я замерла на месте, стараясь не выдать себя.

– Натан отказался поменять заказ. Сказал клиенту, что уже слишком поздно и повар готовит его блюдо. Посетитель разозлился и ушел, хлопнув дверью.

– Тут все зависит от того, сколько прошло времени, – послышался голос Шарля.

– Это не важно! Нельзя так просто взять и послать клиента! И вообще, от этого Натана одни проблемы. Сам работает черт знает как и остальным подает дурной пример.

– Послушайте, решать вам. Если вы правда считаете, что с ним не сработаться…

– Есть одна проблема. Сибилла его покрывает.

– Почему вы так думаете?

– Да потому, что они встречаются.

Кровь ударила мне в голову.

– Как это? – удивился Шарль.

– У них отношения.

– С чего вы это решили?

Тут я услышала чьи-то шаги, и мне пришлось ретироваться.

Не теряя ни минуты, я пошла в ресторан и жестом позвала Манон.

– Ты в курсе, что там натворил Натан?

Она слово в слово передала историю, только что услышанную мной от Катель.

Натан и правда перегнул палку. Я сто раз говорила ему быть помягче с клиентами и не бодаться, даже если они не правы.

Моя судьба оказалась в руках Катель.

Наверняка она заметила мою решительность и профессионализм, вот и решила быстренько расквитаться.

Нельзя было терять ни минуты.

Я позвала Натана к себе в кабинет. Когда несколько минут спустя он пришел, я специально оставила дверь открытой, чтобы у Шарля не возникло подозрений.

Я расспросила о том, что произошло за обедом, выслушала его версию, а затем ясно и четко дала понять, что он совершил серьезную ошибку, уклонившись от исполнения своей непосредственной обязанности.

Он смотрел на меня ошарашенно, но я была непреклонна. Что самое удивительное, в тот момент я абсолютно ничего не чувствовала. На кону стояла моя карьера – эмоции отключились.

Всю жизнь дурацкие переживания не давали мне и шагу ступить. Я постоянно задавала себе тысячу вопросов. Не расстроится ли человек, если я поставлю свои интересы на первое место? Не обидится ли из-за того, что я не уступила? Меня постоянно раздирали эти «за» и «против», «отказаться» и «согласиться».