— Нам интервью не нужны. Где имение, а где наводнение… Нас табор интересует, — брякнул Потап, прежде чем Сева успел его дернуть за рукав. — А как фамилия вашей жены? Что-то я не встречал детективщицу Мухину. Или у нее псевдоним?

— Ее фамилия Арбузова, — сказал Ве Ве. — Она мою не взяла, не захотела.

— Как, сама Наталья Арбузова?! — возликовал Потап. — Да о ней все говорят! Хотя я в ее книги не заглядывал. Я вообще одного Фенимора Купера читаю. Про индейцев.

— А я вас сейчас, вот дообедаем, с одной чудесной девушкой познакомлю, — сказал Ве Ве, ничуть не обидевшись на индейцев. Мало ли кто кем увлекается! — Она недавно ездила на экскурсию в Боголюбово, к храму Покрова на Нерли, а ее там украли цыганки. Через неделю только отыскали. Говорит, что ничего не помнит.

— Гипноз? — справился Потап. — Туды-растуды… Наловчились они теперь, бьют человека магнетизмом, как индейцы стрелами. А зачем она нам, если ничего не помнит?

Ве Ве загадочно усмехнулся.

— А вдруг вспомнит… — сказал он.

Все время молчавшие братья Бакейкины снова переглянулись. Сева просто устал от дороги и думал, насколько все нелепо — и эта дурацкая идея с поисками, и никчемная эпопея приезда в такой чисто-гладкий и милый на первый взгляд, зеленый городок, где убогие кособокие домишки спрятаны за мощными и наглыми фасадами элиток, и суета, и кутерьма… Как все по-детски глупо и смешно…

Николай почти прочитал его мысли, но он придерживался несколько другого мнения. И на самом деле хотел проучить брата, показать ему и доказать, как действительно несерьезна вся эта затея, как курьезна история с цыганкой, которая исчезла и очень правильно сделала. Похоже, планы Николая уже начали претворяться в жизнь — Бакейкин-старший загрустил, запечалился и стал выходить на правильную дорогу самокритики и разумных мыслей.

— Мерзавец я! — грустно признался вдруг Потап. — Так мерзну… Похолодало чего-то… К дождю…

— Ничего. Вот дообедаем и пойдем, — повторил Ве Ве. — Познакомлю вас с хорошей девушкой.

Хорошая девушка работала в школе. И когда сытая четверка туда явилась, сидела в учительской и плакала.

— Ниночка, что случилось?! — воскликнул Ве Ве, подбежал к девушке и стал вытирать ей глаза, щеки и нос своим большим, на редкость чистым платком. Очевидно, он не только давно наловчился жарить себе тыкву, но и стирать. — Да это все семечки, поверьте мне!

— Дети… — прорыдала Ниночка.

— Смотрю, они за вас взялись слишком дружно. Чересчур сплоченный коллектив. Детишки, судя по всему, у вас суперские. Заживо в могилу положат. Хулиганят или не учатся? А как там мой?

— Педагогика не для меня! — рыдала Ниночка, не поднимая хорошенькую зареванную мордашку. — Я методики знаю, а понять все равно ничего не могу!

Слезы текли по ее щекам к ушам, и мокрые уши, казалось, уже переполнились соленой водой.

По ушам текло, в рот не попало, подумал Николай и презрительно фыркнул:

— Методики! Есть лишь одна методика, состоящая из двух пунктов: первый — нужно любить детей, второй — надо стараться сделать так, чтобы им было интересно. А в наших школах один долбеж и тяжко комплексующие учителя.

Он внимательно осмотрел девушку — такое приятное и доверчивое существо! Неожиданно захотелось помочь, подсказать, даже защитить… А заодно прислониться. Всегда каждому нужен родной человек, который бы все правильно понял. Почему-то показалось, что эта круглоглазая его поймет. Кроме того, таким Чебурашкам в школе делать нечего — они слишком наивны и беззащитны.

— Неправда, я люблю и стараюсь! — вытирая кулачком бесконечные слезы, сказала неудавшаяся училка. — Но все без толку! Они умнее меня!

— Ситуация аховая, — заметил Бакейкин-младший.

В четверг после уроков провели собрание для учителей, посвященное реформе школы. Речь директора была эмоциональной и бурной, но мысли тонули в словах, и все поняли лишь одно: преобразования о-очень нужны. Дальше зияла пустота.

Учителя расходились, посмеиваясь и болтая о доме и семье. Новшества их не интересовали. Они видели на своем веку немало ненужных реформ и пережили не одну перестройку. Все, кроме двадцатилетней Нины Юрьевны, энергичной и деятельной наставницы второго «А». Ниночка думала о реформе весь вечер, забыв о многосериальном телевизоре. Ничего не придумывалось. Хотелось отличиться и предложить что-то необыкновенное, новаторское.

— Почему ты ничего не ешь, доченька? Устала? — встревожилась мама. — Давай я помогу тебе проверить тетрадки. А как дела с Александром?

— Александр и тетрадки ни при чем, — недовольно сказала Нина. — У меня есть дела поважнее!

— Что может быть важнее Александра? — искренне изумилась мать. — Вы не поссорились?

— Да нет! — отмахнулась Нина. — Он звонил пять минут назад. Приставал с глупостями. Вроде прогулки в парке. Но мне сегодня совершенно некогда!

Познакомились они в машине. Зареванная Нина в тот день проголосовала возле здания школы. Александра привлекли строгое и красивое сочетание красок в одежде незнакомки и ее слезы. Он притормозил.

— Садитесь, раз завелись лишние деньги, — пригласил он, распахивая дверцу. — Куда путь держим?

Нина села в машину и зарыдала с новой силой.

— Это кто ж вас до такого состояния довел? — участливо поинтересовался Александр, выключая двигатель.

Все равно направление движения пока неизвестно.

— Дети, — прорыдала Нина.

— В школу без конца вызывают? И много их у вас?

— Двадцать три, — проревела Нина.

Александр усмехнулся:

— Ну и серия!.. Это когда ж вы успели столько настрогать? Выдавали сразу по пять штук? В детском саду, видно, начали… Зато теперь мать-героиня! В районе почет и уважение. Несколько квартир и пособия.

— Я в школе работаю, учительницей, — проревела Нина, принявшая все за чистую монету. — Но теперь кончилось мое терпение! Мама права! Поступлю в «кулек» — и дело с концом! Они ведь сюжеты из Ветхого Завета пересказывают на свой лад… В своей стилистике…

— Ну да? — удивился Александр. — Интересно… И как же это звучит?

— А вот так! Я вам сейчас расскажу… — Нина вытерла слезы. — Например: «Пришел, значит, верзила с нарушенной функцией гипофиза. Голиафом звали. Говорит: «Ихто на меня, орлы?.. Предупреждаю: я вооружен и оч-чень опасен!» А подпасок Давидик сидел себе на краю поля, пас барашков да с шампурки вкусненький бараний шашлычок лопал. И вызвался он. Тот мутант увидал его да говорит: «Чё за пацан? Ты чё, типа стебаешься, шо ли?!» А Давид ему в ответ: «Ты против меня с автоматом, а я против тебя — с Господом Богом!» Достал свою рогатку, оттянул резинку и засветил булыжник метко — аккурат между глаз. Голиаф — с катушек мордой вниз. А Давидик наш подошел, разоружил его и его же меч — башка тупорылая с плеч!» И вот — начало сказа о том, как он, Давид, сделался царем!..