– Думаешь, я не понимаю, что ты совершенно не занимаешься тем делом, которое она попросила тебя расследовать. Ты просто делаешь вид, что работаешь, с единственной целью – быть рядом с ней… Вы ходите с ней куда-то, навещаете каких-то свидетелей, ты ведешь себя просто по-свински по отношению к ней! А я ее тетя и не позволю, повторяю тебе, морочить девочке голову!

– Женя, остановись… Я все равно поднимусь к ней и познакомлюсь с ее братом… Мне все равно, кто там у нее, она ждет меня… А что касается моего расследования, то ты должна понять, что дело прошлое и свидетелей найти почти невозможно, да и дело очень странное…

Он поймал себя на том, что оправдывается перед Женей. Хотел было уже на нее разозлиться, но какое-то теплое чувство к ней, сильно смахивающее на любовь, шевельнулось в нем. Ему было стыдно признаться себе в том, что он на самом деле любил эту открытую, искреннюю и умеющую любить женщину, что хотел даже жениться на ней, и только мнение окружающих, видевших их вместе и осуждавших его за связь с женщиной намного старше его, да еще к тому же актрисой, удерживало Сергея от решительного шага. И Женя, все это отлично понимавшая и многое прощавшая своему любовнику, не раз высказывала ему все, что думала по этому поводу. Плакала, устраивала сцены, истерики, словом, вела себя, как самая настоящая влюбленная женщина. Но потом как-то поостыла к нему, заставила, вероятно, себя поверить в то, что Диденко не любит ее и что у него нет к ней серьезных намерений. Сергей стал приходить к ней все реже и реже и не потому, что не хотел ее видеть, а потому что ему было стыдно за нерешительность, слабость и за неумение жить вместе, парой. Он не представлял себе семейной жизни, даже с Женей. Он привык после свиданий с женщиной возвращаться к себе домой, в холостяцкую, с грязными тарелками и переполненными пепельницами квартиру, где он мог отдохнуть, помолчать и не напрягаться ни по какому поводу. Где ему не приходилось заставлять себя разговаривать, заниматься любовью, когда не хочется, ужинать вдвоем, передавая друг другу горчицу, или смотреть приторную мелодраму вместо футбола… Когда же они вообще перестали с Женей видеться, в его жизни образовалась пустота. И хотя он изредка приводил к себе каких-то случайных женщин, он чувствовал, что до Жени им далеко, и что все они чужие, они не знают его, и понимал, что он совершил ошибку, расставшись с женщиной, с которой мог бы начать новую, более размеренную и упорядоченную жизнь, с женщиной, которая могла бы ему родить детей.

И тут вдруг ее звонок и просьба заняться делом… Нелепым и в то же время удивительным, странным делом с четырьмя погибшими девушками.

Алла действительно была хороша, настолько хороша, что, когда она находилась рядом с Сергеем, он постоянно хотел ее. О чем бы они ни говорили, где бы ни находились, у него было одно-единственное желание – спать с ней. Часами, ночами, сутками не вылезать из постели… Да и сейчас он шел к ней только ради того, чтобы после каких-то дежурных фраз или ничего не значащего разговора о Капустиных и Воробьевых уложить ее в кровать. Он знал и чувствовал, что и Алла не против этих отношений, тем более что она недавно потеряла мужа и ей просто необходим сейчас переполненный жизненными соками мужчина.

– Если тебя действительно заинтересовало это дело, – вдруг заговорила туманно Женя, теребя его за воротник рубашки, нервно, жестом близкого человека, – то позвони Вилли… Думаю, он тебе расскажет много интересного о том, что он узнал, когда ездил сегодня в Алексеевку… И еще он сказал: не понимаю, как это твой Диденко до сих пор не додумался съездить туда и навести справки…

– И что же это он такого узнал?

– Вот встретишься с ним, поговоришь, тогда и узнаешь. А сейчас, Сережа, я тебя очень прошу – оставь в покое мою племянницу. Вы не должны больше встречаться…

– Но ты же говоришь, что к ней приехал всего лишь ее брат…

– Глупый ты, Диденко, – Женя постучала ему пальцем по лбу, – это его, слышишь, его, Натана, ее покойного мужа, брат. И он хочет увезти ее в Москву… Теперь понятно?

– Но она же ждет меня, – сказал он, чувствуя, как постепенно до него доходит смысл сказанных Женей слов. – Или?..

– Или, – утвердительно кивнула она. – Думаю, что он приехал, чтобы сделать ей предложение, и твое присутствие может ей только навредить. Григорий – хороший человек и, как мне думается, любит ее. Переживает за нее… Ну отдохнула девочка и хватит. Пора возвращаться к нормальной жизни. Ты не знаешь мою племянницу, она не сможет постоянно питаться одним лишь сексом, ей понадобится, как минимум, любовь, на которую ты не способен, а к ней Москва и весь мир, словом, все то, что ей прежде давал Натан. А что можешь ей дать ты?

Женя вдруг спохватилась, что и так много времени потеряла, объясняя Диденко, какой он осел. Ее же ждал Вилли!

– Короче, позвони ей на сотовый, и ты сам все услышишь… Но только при мне и сейчас. Я спешу…

Сергей достал телефон и послушно набрал номер Аллы.

– Это я, – проговорил он, сглотнув. У него в горле пересохло от волнения. Вот уж меньше всего он хотел быть кому-то в тягость.

– Сергей? Привет… Я помню, что вы должны были мне позвонить… Так вот, давайте встретимся завтра ближе к обеду, примерно в двенадцать, вас устроит? – Она говорила тонким, нервным голосом, и Сергей понял, что Женя ему не соврала. – У вас есть какие-нибудь новости?

– Будут, – сухо ответил он, и тут Женя выхватила из его рук трубку:

– Вилли обещал рассказать Сереже кое-что интересное, это, возможно, прольет свет на все дело… Так что мы с Диденко желаем тебе спокойной ночи… Целую… Пойдем. – Она сунула ему телефон в карман. – И не кисни… Ты не дурак, в конце-то концов, и должен был с самого начала понять, что ты ей не пара… Вот только если ты откажешься помочь ей с этим дурацким делом, то будешь подлецом…

– Где твой Вилли? – зарычал он. – Заговорила меня… Ты не человек, а танк, раздавишь, кого хочешь…

– Тсс, он ждет меня в машине. Сейчас нам некогда, а вот завтра встретитесь и поговорите…

Она чмокнула его в щеку и бросилась вон из подъезда. Диденко швырнул букет под лестницу и вышел следом за ней.

– Это был следователь… Я сейчас, Гриша, тебе все расскажу… Что это ты пьешь один чай? Хочешь, я разогрею тебе суп?

Алла хотела пошевелиться, но руки Григория крепко держали ее. Она сидела у него на коленях, и он дышал ей в затылок.

– Натан… Ты слышишь меня? – И вдруг, поняв свою ошибку, покраснела: – Извини… Гриша…

– Ничего. – Он привлек ее к себе и поцеловал. – Я был готов к этому… Все-таки у меня был хороший брат…

На оставшиеся деньги купили старенькое разбитое пианино и пригласили настройщика. Холеный розовый еврей не соглашался уступать ни рубля. Марина отдала ему последнюю сотню и, проводив его, со слезами на глазах вернулась в комнату. Она знала, что Вика расстроится, когда узнает, что все деньги вышли. Но уже сегодня вечером должна была прийти первая ученица, девочка шести лет, живущая в их подъезде, и принести деньги за урок.