На всякий случай вооружилась настольной лампой и сижу. Выжидаю.

Если честно, мне безумно страшно. За себя. За Кондратьева. За его жизнь. Зуб на зуб не попадает, и внутри скручивается клубок из змей. В каждом звуке мерещатся шаги убийцы.

Он за спиной. Совсем близко. Дышит тебе в спину.

Но я храбрюсь, даже пытаюсь отвлечься и иронизировать.

Мол, такой запоминающей встречи у Димы точно не было.

«А вас когда-нибудь пыряли ножом на свидании? Во-о-от, а меня пыряли».

Ну и всё в таком духе.

Хотя на глаза наворачиваются слезы.

Как он там?..

Наконец, входят полицейские. Тоже вдвоем, но такие скучающие, будто у них в квеструмах ежедневно кого-то убивают. Они допрашивают меня, просят показать место преступления, ведут по комнатам и всё тщательно фиксируют. Спрашивают про администратора, который куда-то задевался.

Но особого энтузиазма в их допросах нет.

Я привыкла, что в фильмах появляется толпа криминалистов и прочих важных людей. Фотовспышки, выкрики, ругань. А тут двое мужчин в возрасте, да ещё и периодически зевающих.

Мы же затоптали все следы!

– У Дмитрия были враги? – уточняет толстенький, похожий на колобка защитник правопорядка, когда мы возвращаемся к камерам хранения.

– Нет, – мотаю головой, а сама понимаю, что не знаю.

Вдруг это какой-нибудь недовольный клиент, которого Кондратьев плохо сфотографировал? Или снимки вовремя не вернул? Или вместо двухсот штук прислал всего двадцать, да и те – криво обработанные?

Васнецова! Приди в себя. Не время для ехидства.

Наверное, это защитная реакция, потому что именно сейчас в голову лезут всякие дурацкие мысли.

Какие угодно, кроме той, что врачи сейчас борются за жизнь Димы…

Если ещё не проиграли в этой схватке…

– Ему кто-нибудь звонил за это время? – донимает второй полицейский, усатый и лысеющий.

– Нет… не знаю. Мы сдали телефоны в камеру хранения.

Дрожащими руками открываю шкафчик (тот даже не заперт на замок) и вываливаю наружу его содержимое. Ключи, документы, кошелек. А вот и телефон.

Одно непрочитанное сообщение.

Димон, будь осторожен, я узнал, что Суханов под тебя копает. Есть еще кое-что… Срочно позвони

Я застываю как вкопанная, и телефон чуть не выпадает из озябших пальцев. Суханов…

Вова?..

– Вам известно, кто такой этот Суханов?

– Это… мой… бывший жених.

* * *

Полицейские переглядываются, кивают очень сосредоточенно, но больше не задают никаких вопросов. Как будто им всё очевидно.

Бред какой-то! Не думают же они, что Вова хотел убить Диму?

Не может же такого быть, чтобы спокойный как слон, рассудительный Вова безжалостно ударил ножом в живот человека только из-за того, что тот увел его девушку?

Что я вообще знаю про Вову? О его знакомствах или связах? Мог ли он нанять кого-то, чтобы устранить конкурента? Да ещё так жестоко?

Да ничего я про него не знаю! Стыдно признавать, но меня никогда не интересовал Вова как человек. Я строила из себя принцессу, которая делает одолжение, встречаясь, общаясь, выходя замуж – и совсем не интересовалась мужчиной, с которым собралась провести остаток жизни.

Кошмар!

Полицейские задают ещё несколько вопросов, но видно, что они уже нашли виновного и мысленного посадили его за решетку. Даже мобильник не забирают в качестве вещественного доказательства, только просят номер телефона, с которого написано сообщение. Данные Вовы тоже тщательно фиксируют.

Я перебираю в голове воспоминания точно кинокадры, и последним появляются лица двух медиков, которые приехали подозрительно быстро и увезли Диму, не спросив и слова.

– А вдруг это была не скорая… – вдруг доходит до меня. – Мне даже в голову не пришло попросить какие-нибудь удостоверения…

– Где была не скорая? – непонимающе переспрашивает усатый полицейский.

– Люди, которые забрали Диму, – мои руки ходят ходуном, так страшно становится домыслить. – Если Вова подстроил всё это, что ему мешало увезти Диму… куда-нибудь… не в больницу. Вы должны убедиться, что он там!

– Девушка, успокойтесь, – вздыхает «колобок». – Вы домысливаете нереальное. Это жизнь, а не кинофильм, чтоб тут скорая была подставная. Вы же звонили по 112? Да? Ну, вот, оператор точно направил в ваш адрес скорую помощь.

– А если…

– Знаете что? Езжайте в больницу сами. Если не найдете там Дмитрия Сергеевича, то звоните мне. – Он записывает на вырванном из блокнота листке номер телефона и всучивает его мне. – Всё понятно?

– Д-да…

– И будьте готовы прийти в участок для дачи показаний, – добавляет усач, но ответа уже не дожидается, ибо разворачивается и уходит.

А я уже вызываю такси и кричу оператору, что готова заплатить сколько угодно денег, если водитель поторопится.

Только бы мои опасения оказались беспочвенными…

* * *

Медсестра в приемном отделении смотрит на меня круглыми глазами. Я, запинаясь, рассказываю, что пришла навестить Кондратьева Дмитрия, ибо сомневаюсь в его защищенности. Вываливаю перед ней купюры и добавляю:

– Готова платить, чтобы меня пустили к нему!

– Э-э-э, – она скребет в затылке. – Тут такое дело, мы вас и без денег пустим. Я вижу его карточку. Сейчас он лежит в общей палате, приходит в себя. Вы попали в часы приема. С чего вас не пускать?

– А у вас нет запрета на посещения? – я выдыхаю от облегчения.

Она смотрит влево, вправо, а затем неуверенно дергает плечами.

– Мне о таком никто не говорил. Тетя Зоя, проведите эту нервную девушку в хирургическое отделение, а то она насмотрелась сериалов и опасается, что кого-то убивают, – и добавляет, обращаясь ко мне: – Не хотите успокаивающий укольчик?

Мотаю головой.

Вместе с юркой тетей Зоей мы поднимаемся на второй этаж и оказываемся в полупустой палате на шестерых. На койке у окна лежит перевязанный с ног до головы дед, читающий газету. У двери спит мужчина. Ну и на центральной койке слева вижу Диму.

Живой, даже лицо немного порозовело. Уже не так хочется взять да закопать, чтоб не мучился.

– Вот ваш ясный сокол, – тетя Зоя щурится под очками с толстыми линзами и подходит к койке Димы. – Лежит себе, отсыпается. Его зашили хорошенько, теперь вот капают… – она присматривается к капельнице и произносит задумчиво: – Хм, а что ему капают-то. КАТЯ!!!

Ну а дальше всё происходит как в замедленной съемке. Прибегает вначале сестра отделения, затем какие-то люди в белых халатах. Мельтешат врачи. Капельницу сменяют, в речи медперсонала появляются слова типа: «промывание», «убойная доза снотворного», «кто подпустил».