Так какая она, Истина: волнующая, пленительная, сногсшибательная? Столкнувшись с метареальностью, среднестатистический человек не чувствует, что его мир перевернулся, и не сидит в немом восторге, созерцая, как Истина обволакивает его. По своему опыту могу сказать, что такие мысли, как правило, абсолютно не волнуют людей, большинство их игнорирует. Доступ к метареальности не считается чем-то важным и необходимым. Я прихожу к выводу, что дело в некоем механизме, который, подобно предохранителю атомной бомбы, предотвращающему произвольный взрыв, защищает нас от всего, что может выбить из привычной колеи. И работает он безотказно.

В случае с человеческим разумом его функция состоит в том, чтобы не дать виртуальной реальности рухнуть. Странно: разум приходится защищать от собственного безграничного потенциала. Представьте, что вы поступили в художественную академию, где на первом же занятии преподаватель прикрепляет к вашей голове электроды, через которые в ваш мозг поступает информация обо всех картинах, которые когда-либо существовали и будут существовать. Вы соглашаетесь, хотя и неохотно, и вот внутри вашего черепа оказывается реальность искусства во всей ее полноте – тысячи лет живописи, начиная с самых ранних наскальных изображений. Такой опыт, вероятнее всего, был бы попросту невыносим, равно как и бесполезен. Нельзя сделать из человека художника, просто показав ему все картины в мире – ведь когда вы просите стакан воды, вы не ждете, что вам придется выпить все Великие озера до дна? Иными словами, постепенное развитие разума – это защитный механизм. Вслед за событием А происходит событие Б, и только затем событие В.

Однако эта последовательность не отражает реальности – просто наш разум запрограммирован на такое восприятие. Нет единой точки зрения насчет того, была ли эта защитная программа заложена еще в наших доисторических предках, или же возникла в ходе эволюции. Одно можно сказать точно: теперь мы считаем ее необходимой для выживания. Поэтому так сложно было убедить людей в том, что время относительно. Об этом впервые было сказано еще в 1905 году в специальной теории относительности Эйнштейна, но мысль о том, что время может быть чем-то, кроме прямой линии, где одно следует за другим, до сих пор кажется многим непостижимой. И даже спустя двадцать-тридцать лет эта идея все еще казалась чем-то из области магии. В своей «Азбуке относительности» 1925 года британский философ Бертран Рассел без ложной скромности заявлял, что он был одним из трех человек во всем мире, которые действительно понимали, что такое относительность.

Революционная теория Эйнштейна никак не изменила повседневную жизнь людей: относительность можно было воспринимать как экзотического зверька в клетке, не обращая на него внимания. Однако и у нее есть практическое применение: например, GPS-технология учитывает релятивистские эффекты, иначе навигатор в вашей машине не мог бы точно определять местоположение.

Вместе с программой линейного времени мы принимаем и то, что у каждого события есть причина и следствие. Большой взрыв спустя где-то 10 миллиардов лет привел к возникновению планеты Земля, которое, в свою очередь, вылилось в появление ДНК, людей, цивилизаций, Нью-Йорка и, наконец, в рождение очередного ребенка этим утром в одной из нью-йоркских клиник. Обратить вспять линейную последовательность невозможно: сказать, что появление на свет младенца стало причиной Большого взрыва, значило бы нарушить причинно-следственные связи между событиями.

Эта программа настолько убедительна, что признать ее искусственность нелегко. В современной физике существуют математические модели вселенной, в которых на очень тонком уровне все происходит одновременно, время исчезает, а весь космос сводится к единственной элементарной частице. Но такие модели – экзотика даже для квантовой физики, которая экзотична сама по себе. Никто и не ожидает, что такие идеи станут частью повседневной жизни. Стоит нам лишиться защитного механизма, и мы начинаем чувствовать себя крайне неуютно.

Нам комфортно жить в мире иллюзий, находящемся под защитой программы. Мы представляем себе вселенную как театр времени и пространства, по сцене которого перемещаются люди и другие объекты. Наше тело – объект. Наш разум создан удивительным аппаратом – мозгом, который в свою очередь тоже является объектом. Марвин Минский, профессор Массачусетского технологического института и один из создателей искусственного интеллекта, определял человека как «просто-напросто машину из плоти с компьютером в голове» – безжалостная формулировка общепринятого представления.

Есть и другие защитные механизмы – индивидуальные, которые каждый из нас создает сам. Мы называем их правилами. Кто-то должен руководить, кто-то – побеждать, в то время как другие не имеют даже права голоса. Есть ли этим законам какое-то рациональное объяснение? Нет. Это психологические механизмы, формы самосохранения. Они дают нам чувство безопасности, и малейшее отклонение от них вызывает у нас панику. Профессор психиатрии Ирвин Ялом из Стэнфордского университета в своей книге «Палач любви» (1989) рассказывает о женщине среднего возраста (он называет ее Эльва), которая однажды стала жертвой карманников, укравших ее кошелек. То, что обокрали именно ее, было чистой случайностью, и, хотя женщина потеряла триста долларов, в кошельке не было ничего незаменимого. Большинство людей быстро оправились бы от этого шока, но Эльве это не удалось. «Вместе с кошельком и тремя сотнями долларов у Эльвы украли иллюзию – иллюзию собственной уникальности».

Эльва вела относительно благополучную жизнь и думала, что была каким-то образом застрахована от таких происшествий. Она все повторяла: «Я никогда не думала, что со мной такое произойдет». Но это произошло, и цена прощания с иллюзией была высока.

Она постоянно переживала о произошедшем, и даже время не смогло вернуть ее к нормальной жизни. Ялом объясняет: «Рухнули все ее представления о мире… Она потеряла свою веру в благосклонность судьбы, в собственную неуязвимость. Она чувствовала себя раздетой, беззащитной, обычной».

Преступление – это вторжение в чужую жизнь, нарушение границ личного пространства. Эльва так и не смогла их восстановить. Но это еще не все. Одна и та же навязчивая мысль не давала ей выйти из экзистенциального кризиса: мысль о смерти. Она никогда не сталкивалась с этим страхом до того, как умер ее муж. Его смерть стала для женщины очень глубоким потрясением. Эльва так и не смогла примириться с этой утратой, и именно с этой проблемой Ялом работал во время их сеансов.

Эльва оказалась удивительной пациенткой. Иногда она «переходила от отчаяния к доверию» – эту перемену Ялом считал не просто кардинальной, но спасительной. Женщина, которой раньше казалось, что она создала «идеальную картину жизни», теперь научилась жить, зная о смерти и не боясь ее.