Я говорил многим, что построил Димону, чтобы оказаться в Осло. Цель проекта состояла не в том, чтобы развязать войну, а в том, чтобы ее предотвратить. Значение имел не сам реактор, а домыслы, сопровождавшие его строительство. Большую часть своей молодости я потратил на то, чтобы защитить Израиль и сохранить его ради моего народа. Но благодаря Димоне мы достигли абсолютно нового уровня безопасности. Отныне мы были уверены, что государство никогда не будет разрушено, – и это стало первым шагом к миру, который начинается с умиротворенности в душе. Так наша работа в Димоне, некогда стоявшая на грани провала, помогла мне исполнить обет, который я дал деду: всегда оставаться евреем и заботиться о том, чтобы еврейский народ всегда существовал.

Почти всю свою жизнь я хорошо знаю, что такое терроризм. Мне не было и десяти, когда двух евреев убили прямо на краю леса в Вишнево. В пятнадцать я научился пользоваться винтовкой – не для охоты, а для защиты своей школы от ночных атак. Я бывал в местах чудовищных массовых убийств и плакал вместе с семьями, потерявшими матерей и детей. До создания Государства Израиль и все годы после нам приходилось жить бок о бок с терроризмом, защищаться от него, оплакивать жертв и искать решение проблемы. Из болезненных трагедий мы извлекали тяжелые уроки, узнавая цену вражды и пытаясь понять ее причины.

Угроза террора не уникальная проблема Израиля. Это глобальный феномен все нарастающей жестокости, которому должны противостоять все страны. Это похоже на смертельную болезнь – заразную и легко распространяющуюся, которую нельзя победить компромиссами или уступками. Выполнять требования террористов – значит провоцировать их на все новые и новые ультиматумы. Сталкиваясь с террором, мировым лидерам следует помнить, что, когда пистолет приставлен к вашей голове, вы не переговорщик – вы заложник.

И хотя такой совет может показаться простым, для лидера это одно из самых сложных испытаний, требующих от него готовности делать опасный и трудный выбор, а порой и идти на определенный риск. В современной истории есть бесчисленное множество таких примеров невероятных решений, принятых смелыми женщинами и мужчинами от имени тех, кого они возглавляют. И среди них, возможно, нет более яркого примера столкновения принципов в сложной ситуации, чем операция Армии обороны Израиля в местечке под названием Энтеббе.

В воскресенье 27 июня 1976 г. я вошел в кабинет премьер-министра на еженедельное заседание правительства. Председательствовал Ицхак Рабин. Двумя годами ранее мы с ним боролись за право возглавить правительство, и после победы он попросил меня стать министром обороны Израиля. Заседание проходило обыденно: обсуждали скудный бюджет и сложные задачи, которые предстояло решить. Никто из нас и предположить не мог, что произойдет, когда дверь кабинета внезапно распахнулась и в комнате появился один из моих военных советников. Он спешно подошел ко мне и протянул сложенную записку, набросанную небрежным почерком, но содержание ее объясняло торопливость советника.

«Рейс 139 Air France из аэропорта Бен-Гурион[105] в Париж-Орли[106] был захвачен после промежуточной посадки в Афинах, – говорилось в записке. – Самолет в воздухе, пункт назначения неизвестен».

Я передал записку Рабину. Он объявил перерыв и попросил ряд министров сформировать рабочую группу[107] и присоединиться к нему в конференц-зале внизу. Мы обменялись тем немногим, что знали, а это, как мы сами видели, мало отличалось от ничего. Было решено сделать официальное заявление, содержащее исходные факты, и подтвердить, что правительство не намерено вести переговоры с террористами. Рабин отложил заседание, каждый из нас приступил к своим задачам с целью понять, что произошло и какой ответ надо планировать.

Подробности выяснились в течение ближайших часов. Мы узнали, что террористы, поднявшиеся на борт в Афинах[108], состояли в известном своей жестокостью Народном фронте освобождения Палестины (НФОП)[109] и захватили самолет с почти 250 пассажирами, в числе которых было более ста израильтян и двенадцать членов экипажа из Франции. Во второй половине дня мы получили сообщение о том, что самолет дозаправился в Ливии. Мордехай «Мота» Гур[110], начальник Генерального штаба ЦАХАЛ, отвел меня в сторону и сказал, что самолет может направляться в Израиль. Я позвонил Рабину и передал новые данные разведки. Мы сошлись на том, что, если террористы действительно намерены прибыть в Израиль, мы должны позволить им это. У нас был некоторый опыт спасения заложников, и делать это на своей земле, в своем аэропорту, было бы, безусловно, надежнее. Так, четырьмя годами ранее, когда террористы захватили самолет авиакомпании Sabena[111], летевший из Вены в Тель-Авив, мы смогли спасти пассажиров. Но все происходило на нашей территории. Сейчас ситуация была другой. На тот момент нам не оставалось ничего иного, как ждать развития событий.

Поздно ночью я присоединился к главе оперативного управления Генерального штаба армии Йекутиэлю «Кути» Адаму[112], и мы поехали в аэропорт, где элитное подразделение израильского спецназа «Сайерет Маткаль»[113] отрабатывало возможные действия по спасению заложников. Я не сомневался в храбрости и подготовленности «Сайерет Маткаль», эти люди умели решать трудные задачи, были сильны не только телом, но и духом. Они были лучшей боевой силой в Израиле, я считал их лучшими в мире. Незадолго до того командиром подразделения был назначен Йонатан Нетаньяху[114], брат будущего премьер-министра[115]. Я встречался с ним много раз, после того как несколько старших офицеров рассказали мне, какой он необыкновенный человек; они были уверены, что Йонатан мне понравится. Они отметили, что он был отличным бойцом, невероятно смелым и в то же время интеллектуалом, любителем литературы. И действительно, мы могли с одинаковым успехом обсуждать противотанковые ракеты и поэзию Эдгара Аллана По. Он родился в один год с моей дочерью, и, хотя годился мне в сыновья, рассуждал он так, словно был моим ровесником.