Следующая задача заключалась уже не в том, чтобы убедить молодых ученых присоединиться к проекту, а в том, чтобы помочь им убедить свои семьи. Мы намеревались построить реактор в Негеве, недалеко от Беэр-Шевы, а в то время это казалось задворками мира. Молодые израильские семьи по понятным причинам неохотно покидали современные города – Хайфу и Тель-Авив – ради суровой далекой пустыни. И если израильтяне так воспринимали выбранное нами место, то французы должны были прийти в отчаяние. Именно поэтому я пообещал им не только построить промышленный объект, но и создать полноценную инфраструктуру – целый пригород Беэр-Шевы со всем, что нужно для комфортной жизни: хорошими школами, современной больницей, торговым центром и даже салоном красоты.

После некоторых колебаний семьи поверили мне, и работа закипела. Студенты уехали во Францию, чтобы изучать ядерную энергетику, я присоединился к ним, но не как руководитель проекта, а как равный по статусу коллега. Конечно, химия и ядерная физика были сложными предметами, и мне не хватало подготовки. Но я чувствовал, как важно получить хотя бы базовые знания по научной дисциплине, которая лежала в основе нашего проекта. Предыдущий опыт научил меня, что, помимо четкой цели и разработанной стратегии, истинное лидерство требует знать предмет во всех деталях и разбираться во всех тонкостях отрасли. Если я собирался руководить группой ученых и инженеров, то обязан был понимать суть работы, которую просил их выполнить. Вместе с молодыми физиками я денно и нощно изучал атомные частицы и ядерную энергию, а также технологические процессы ее использования.

Мы нашли средства, собрали команду ученых, оставалось оформить наше партнерство с Францией. Мы подписали предварительное соглашение, где в общих чертах были изложены намерения обеих сторон, однако оставалось немало вопросов, требующих обсуждения. Летом 1957 г. я вылетел в Париж.

К тому моменту премьер-министром стал Буржес-Монури: правительство Ги Молле ушло в отставку в июне. Для Израиля это была удача. Хотя Молле всегда был щедрым и надежным партнером, у меня сложились особенно близкие, дружеские отношения с Буржес-Монури. Его чувство юмора могло показаться мрачноватым и циничным, но на самом деле он был таким же оптимистом, как и я. Его поддержка еврейского государства рождалась из глубины души, и я чувствовал, что могу обращаться к нему с любой просьбой.

Вместе мы работали над дополнительными соглашениями, намечая конкретные пути сотрудничества наших стран. Буржес-Монури во многом содействовал нам, но Пино, который к тому времени стал министром иностранных дел, выразил обеспокоенность по поводу предлагаемой формулировки. Я был уверен, что при обычных обстоятельствах мы с Пино нашли бы общий язык и достигли бы компромисса. Но пока мы обсуждали возражения Пино, только что сформировавшееся правительство Буржес-Монури стало разваливаться. Израилю это сулило одни проблемы. Нам нужно было заручиться поддержкой обоих политиков, пока они не утратили власть.

Я был в Израиле, когда узнал, что французский парламент собирается объявить вотум недоверия правительству Буржес-Монури, и сразу же вылетел в Париж. К тому времени, когда я приехал, стало ясно, что завтра к вечеру кабинет министров уйдет в отставку. У меня был всего один день, чтобы убедить Пино согласиться с предложенными условиями, получить две заветные подписи, преодолеть кризисное для Израиля положение и спасти проект. Внезапно я стал свидетелем и участником одной из величайших драм в моей жизни.

Я начал с Пино. Когда я вошел в его кабинет, то понял, что он ждал меня. Он любезно приветствовал меня, но не стал тратить время впустую и сразу же сообщил, что его позиция окончательная и он категорически против соглашения в том виде, в каком оно сформулировано. Его опасения были в значительной степени вызваны тем, что соглашение может получить огласку. Я умолял дать мне последний шанс переубедить его. Из уважения к нашей давней дружбе он согласился.

Я приводил исчерпывающие аргументы, какие только мог. С предельной искренностью я говорил о тревоге, которую испытываю. Я хотел быть уверен, что он понимает, как много зависит от его решения, и осознает все его последствия. Такие моменты не забываются: они определяют дальнейший ход истории.

Наконец он заговорил.

– Я понимаю и принимаю ваши аргументы, Шимон, – заявил он, к моему крайнему удивлению. – Вы меня убедили.

Это была неожиданная и вдохновляющая победа, но времени почти не оставалось, а одного согласия Пино было недостаточно, чтобы подписать договор. Я подчеркивал, что времени в обрез.

– Чего будет стоить ваше согласие после отставки правительства? Возможно, вы могли бы сообщить о своем решении Буржес-Монури? Ему нужно услышать это от вас.

Пино согласился, но не смог дозвониться до премьер-министра. Мы узнали, что он был на заседании, последнем для его кабинета. В этой ситуации я никак не мог добраться до него прежде, чем правительство уйдет в отставку.

Но я отказался принять поражение.

– Дайте мне ваше письменное согласие, и я найду способ передать его Буржес-Монури!

Пино согласился, хотя, казалось, был убежден, что мои попытки бесполезны. Я поблагодарил его за исключительную помощь и дружбу и поспешил прочь.

Я прибыл в парламент, запыхавшийся, но не утративший надежду. Я не знал, где искать Буржес-Монури, но верил, что решение найдется. И действительно, поднимаясь по лестнице, я увидел помощника премьер-министра, с которым был хорошо знаком уже много лет. Он узнал меня и поприветствовал по-французски. Я подробно расписал свое отчаянное положение, а затем набросал на листке бумаги записку для Буржес-Монури.

– Пожалуйста, передайте это премьер-министру, – попросил я. – Это вопрос чрезвычайной важности.

Помощник согласился. Он взял записку и скрылся в зале заседаний, а я стоял, в тревоге ожидая ответа.

Через несколько минут я услышал:

– Бонжур, Шимон!

Это был Буржес-Монури, уставший, но державшийся стоически. Он объяснил, что, прочитав мою записку, пошел на беспрецедентный шаг и объявил перерыв в заседании.

– Только ради настоящего друга, – шепнул он.

Я показал ему письмо от Пино и объяснил, почему ставки так высоки. Мне было нужно, чтобы он вернулся и убедил кабинет одобрить соглашение до конца заседания и, разумеется, подписал этот документ, прежде чем его правительство уйдет в отставку. Буржес-Монури пообещал помочь: он вернется на заседание, быстро получит одобрение, а затем снова объявит перерыв, чтобы подписать соглашение.

– Подожди в моем кабинете, – предложил он. – Я найду тебя.

И я ждал. Ждал несколько часов. Но Буржес-Монури так и не пришел. Он не нашел повода, чтобы отлучиться. Оппозиция объявила вотум недоверия, и Буржес-Монури уже ничего не мог поделать. Поздно вечером правительство ушло в отставку. Документ остался неподписанным.

На следующее утро я вернулся в кабинет Буржес-Монури таким же подавленным и измученным, как и он сам. Теперь он был уже бывшим премьер-министром. Я не знал, что сказать.