— Мама… — шепот Ребекки прервал гробовое молчание. Ее мать начала всхлипывать. Осознав, сколько людей на нее сейчас смотрят, Либби поспешила уйти. Я кинулась за ней, не обращая никакого внимания на мольбы Алисы. Проходя мимо Ребекки, ее мамы и Теи, я услышала, как пьяная женщина сквозь рыдания повторяет одни и те же слова, снова и снова:

— Почему все мои детишки гибнут?

Я вышла на улицу следом за Либби. Нэш уже нагнал ее.

— Солнышко мое, пойдем в залу, — ласково проговорил он. — Ты ни в чем не виновата.

Либби подняла взгляд и увидела за спиной Нэша меня.

— Прости меня, Эйв. Когда я увидела, как она падает, у меня автопилот сработал. — Еще до того, как наша жизнь перевернулась с ног на голову, Либби работала санитаркой в доме престарелых. Она поморщилась. — А ведь ровно это и имела в виду Алиса, когда просила меня не устраивать сцен.

— О чем — о чем она тебя просила? — тихим, не сулящим ничего доброго голосом переспросил Нэш.

Но Либби только плечами пожала.

— Откуда тебе было знать, что мама Ребекки так отреагирует? — сказала я сестре, а потом покосилась на Нэша. Тот вздохнул.

— Она — дочь четы Лафлинов. Выросла в поместье. Я этого не застал — она лет на пятнадцать старше Скай. Но, насколько я понял, отношения между мистером и миссис Л. и их дочерью всегда были натянутыми. А после гибели Эмили… — Нэш покачал головой. — Она во всем обвинила мою семью.

В ночь, когда Эмили не стало, рядом с ней были и Джеймсон, и Грэйсон.

— Она сказала, что все ее дети гибнут, — припомнила я, запоздало осознав, что в этот момент она смотрела на Ребекку — живую и здравствующую дочь! — и все равно произнесла эти слова.

— Выкидыши, — тихо пояснил Нэш. — Они с супругом довольно поздно стали пытаться завести детей. Миссис Лафлин как-то упоминала, что до рождения Эмили у нее было много неудачных беременностей.

Моя жалось к Ребекке Лафлин крепла.

— Ты в порядке? — спросила я Либби, надеясь отвлечься от мрачных мыслей.

Сестра кивнула и посмотрела на Нэша.

— Оставь нас на минутку.

Бросив взгляд на Либби, он удалился, а сестра посмотрела на меня.

— Эйвери, что ты такого наговорила папе?

К этому разговору я совсем не была готова.

— Ничего.

— Я понимаю, ты его ненавидишь, и у тебя есть такое право, — продолжала она. — Да и вся эта история со Скай довольно странная, но…

— «Странная», — повторила я. — Либби, она пыталась меня убить! — выпалила я и лишь спустя несколько мгновений поняла, что же наделала.

Либби уставилась на меня.

— Что? Когда?! — Она знала, что Скай съехала из поместья, но не догадывалась почему. — Ты в полицию заявила? — с тревогой спросила она.

— Там непростая ситуация, — уклончиво ответила я, напряженно думая, как ей рассказать об обещании, данном Грэйсону, но Либби ждать не собиралась.

— В отличие от меня, — тихо проговорила она, вскинув подбородок.

Сперва я даже не уловила, к чему она клонит.

— Что?

— Я-то простушка, — пояснила Либби. — Так ты думаешь. И думала всегда. Я слишком жизнерадостная и доверчивая. Не училась в колледже. Мыслю не так, как ты. Даю окружающим чересчур много шансов. Я наивна…

— Откуда ты это все взяла? — спросила я.

Она опустила голову, и синие пряди упали ей на лоб.

— Забудь, — сказала Либби. — Я подписала заявление об эмансипации. Уже очень скоро у тебя будет законное право не слушать взрослых. Ни меня. Ни папу. Никого. — Ее голос дрогнул. — Ты же этого хочешь, правда?

Не я просила об эмансипации. Это затеяла Алиса, а я всего лишь признала, что эта мера небессмысленна.

— Либ, все совсем не так.

Но не успела я развить свою мысль, как зазвонил телефон.

На дисплее высветился номер Джеймсона.

Я подняла взгляд на сестру.

— Я должна ответить, — сказала я. — Но…

Либби покачала головой:

— Делай что хочешь, Эйв. А я постараюсь больше не устраивать сцен.

— Алло?

На том конце провода повисла долгая пауза.

— Эйвери? — наконец раздалось из трубки. Я тут же узнала этот низкий, бархатистый голос. Не Джеймсон.

— Грэйсон? — он никогда еще мне не звонил. — Что-то случилось? Ты…

— Джеймсон заставил меня позвонить.

Все, абсолютно все в этой фразе отчаянно отказывалось укладываться в голове.

— Джеймсон что?

— Джеймсон когда, Джеймсон где, Джеймсон кто! — нараспев протянул Джеймсон на заднем плане. В его голосе прозвучали философские нотки.

— Я что, на громкой связи? — уточнила я. — Джеймсон пьян?

— Да вряд ли, — с нескрываемым недовольством ответил Грэйсон. — Он как-то больше «действия» предпочитает, а не «стопки».

Грэйсон говорил разборчиво. Речь его не замедлилась. Голос окутывал и очаровывал, но мне вдруг пришло в голову, что, возможно, пьян именно он.

— Дай угадаю: вы решили сыграть в «Стопку или действие»? — предположила я.

— Угадываешь ты просто на ура, — похвалил меня захмелевший Грэйсон. — Как думаешь, дед про этот твой талант знал? — приглушенным, почти исповедальным тоном поинтересовался он. — Думаешь, он знал, что ты… это ты?

На заднем фоне раздался глухой стук. Повисла долгая пауза, а потом один из них — готова поспорить, что Джеймсон, — громко хохотнул.

— Нам пора, — многозначительно и серьезно сообщил Грэйсон, но вместо того, чтобы отключиться, должно быть, нажал не ту кнопку, потому что я услышала все, что происходило дальше.

— Мне кажется, мы оба согласимся с тем, что «Стопку или действие» пора заменить на «Стопку или правду».

Совестливый человек, наверное, тут же положил бы трубку, но я прибавила громкость на телефоне.

— Что ты сказал Эйвери в тот вечер, когда мы решили загадку деда? — спросил Джеймсон.

Ничего он мне тогда не говорил. А вот на следующий день, когда Грэйсон выставил Скай вон из поместья, у него нашлось немало слов. Я всегда готов встать на твою защиту… Но все это… мы с тобой… Это исключено, Эйвери.

— Я почему интересуюсь: сразу после этого она стала гулять со мной по туннелям, — пояснил Джеймсон.

Грэйсон начал было отвечать — слов я не разобрала, — а потом осекся.

— Дверь, — произнес он вдруг совершенно отчетливо. Голос у него был изумленный.