Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти два часа я потратил на то, чтобы обновить запас белья, которое у меня к тому времени пришло в плачевное состояние. Мне пришлось отдать сорок франков за фланелевую рубаху и двадцать франков за шейный платок. Все торговцы в Меце, конечно, были патриотами, но в первую очередь они все-таки оставались коммерсантами. Я же был солдат, простой солдат, правда никто даже не догадывался, что у меня в кожаном поясе спрятано несколько тысяч франков. Покончив с покупками, я вернулся в префектуру.
— Дорогой друг, — сказал мне мой приятель, — достать то, что вы просили, оказалось невозможно. Вот все, что удалось раздобыть, — и он протянул мне какую-то отвратительную дорожную карту. — Мне очень жаль, причем главным образом я сожалею о том, что наше вступление на территорию Германии отменяется. Император вновь возглавил армию, а Базену отданы под начало только три корпуса: второй, третий и четвертый.
— С чем связаны такие перемены?
— Кажется, положение улучшается, и император намерен воспользоваться изменениями к лучшему. — Приятель наклонился к моему уху и прошептал: "Когда угроза со стороны пруссаков возрастает, император пытается переложить ответственность на других, а когда угроза ослабевает, он вновь берет ответственность на себя. К тому же, между нами говоря, он побаивается Базена. И вообще он не понимает, почему армия так держится за этого Базена, ведь именно он, Наполеон III, выиграл битвы при Мадженте и Сольферино. А разве у Базена в активе есть хоть что-то, сравнимое с этими победами? Кто-то ему напел эти глупости, а он и поверил. Если бы вы могли провести здесь какое-то время, то стали бы свидетелем удивительного спектакля. Думаю, ничего более удивительного и вообразить себе невозможно. Вы только представьте себе человека, который ничего не знает, ничего не хочет и ничего не может, но при этом убежден, что он все знает, хочет и может. А еще этот человек умудряется искренне и наивно верить, что он нужен Франции. Он слышит всякий вздор о Провидении и начинает воображать, что он и есть рука Провидения. Он может делать абсолютно бессмысленные вещи, но его это совершенно не заботит, ведь само Провидение водит его рукой!"
Пока приятель нашептывал мне свой монолог, появился новый персонаж, который, прервав нашу беседу, заявил:
— Все опять поменялось. Принято окончательное решение: маршал Базен назначен командующим Рейнской армией.
— Ваша новость устарела, ему в подчинение дали лишь второй, третий и четвертый корпуса.
— Нет, друг мой, устарела ваша новость. То, что вы называете новостью, стало известно в десять часов утра, а я говорю о том, что было объявлено в полдень. Начиная с полудня, Базен фактически стал главнокомандующим, правда на должность начальника штаба ему навязали генерала Жарра.
— Это значит, что командующим он будет только на бумаге.
— Так и есть. К тому же я не считаю это решение окончательным, потому что его нельзя рассматривать само по себе. Поживем — увидим, посмотрим, что будет дальше. Война — это лишь продолжение нашей политики.
— Согласен, но на войне все происходит быстрее, чем в политике, не так ли?
— Говорю же, поживем — увидим.
— И то верно.
Послушав эти речи, я решил, что мне пора возвращаться в полк, и отправился восвояси. По правде говоря, от всего услышанного у меня голова пошла кругом. Вот, оказывается, как они воюют: в десять часов командуют "Вперед!", в полдень приказывают возвращаться, и все это происходит в то время, когда неприятель быстро продвигается по нашей территории, решая все поставленные прусским командованием задачи. А наши офицеры и придворные окончательно во всем разуверились, не верят даже собственному хозяину и считают вполне допустимым ставить эксперименты in anima vili[65] со словами "поживем — увидим", хотя прекрасно понимают, что от результатов этих экспериментов зависит честь и само выживание Франции.
Пока наши генералы изучали возможность движения по прямой, пруссаки вовсю использовали преимущества обходных путей, о которых, похоже, во французской армии никто и слыхом не слыхивал. Мы готовились к оборонительным боям на Ниде — или, как утверждал генерал Кордебюгль, на нескольких "Нидах" — а тем временем передовые силы пруссаков захватили Нанси и вели наступление на Фруар, стремясь таким образом перерезать все пути сообщения нашей армии с остальной территорией Франции и параллельно захватить город Понт-а-Муссон. Как раз против этих передовых частей прусской армии и должен был выступить мой полк.
За все время боевых действий в Лотарингии нашему полку так и не удалось встретиться с неприятелем. Я нагнал моих товарищей в деревеньке Лорри, стоявшей на берегу Мозеля. Они, как уже повелось, возвращались назад, в свое прежнее расположение. Оказалось, что кавалерия генерала Маргерита, шедшая впереди нас, потеснила пруссаков с их позиций, и нашему полку на этом участке теперь нечего было делать. По этой причине нас вновь направили в Мец.
— Все это не лезет ни в какие ворота, — сказал мне сержант, как только я появился в расположении полка, — противник находится на севере, а нас посылают на юг, он на юге, а нам велят немедленно двигаться на север. Или у нас такое везение? А ведь дома остались наши друзья, жены, матери, и они, наверное, оплакивают нас. Ей-богу, была бы у меня такая возможность, я бы отослал моей матушке свою саблю. Пусть она увидит, как здорово я ее начистил. Если и дальше так будет продолжаться, тогда моя сабелька останется чистой до конца войны. И это они называют войной?
Только к вечеру, после того как мы разбили лагерь, я смог явиться к полковнику, чтобы отчитаться о выполнении его задания. Пока я в подробностях пересказывал ему содержание беседы с моим придворным приятелем, в палатку полковника внезапно вошел генерал Корде-бюгль.
Господин де Сен-Нере повторил для генерала все, что узнал от меня.
— Таким образом, — подытожил полковник, — наша судьба теперь зависит от маршала Базена. Отныне вся Франция в его руках.
— Если бы только одна Франция! — воскликнул генерал. — На нем лежит ответственность за славу и достоинство французской армии.
Когда в войсках узнали, что их главнокомандующим стал Базен, все почувствовали прилив надежды. Для солдат Базен был таким же солдатом, как и они сами, ведь
